Вячеслав Макеев. Заветлужье
(к 15-й конфренции «Рубцовские чтения» Творческого центра им. Н. М. Рубцова)
* * *
Путь по Волге на «Метеоре» от Горького до посёлка Варнавино, с заходом в волжский приток Ветлугу, занял несколько часов с остановками в некоторых пунктах. Стремительный «Метеор» не то, что старые чадящие пароходы, ходившие по Сухоне, и Николаю стало обидно за родную реку. По Волге от Москвы до Астрахани ходили большие многопалубные теплоходы с туристами, мчались быстроходные суда на подводных крыльях, каких пока не было на северных реках, а жаль…
Проплывая мимо Макарьевского монастыря, Николай пожалел, что здесь не было остановки, решив на обратном пути побывать возле его стен, войти внутрь, если допустят.
Вот и Варнавино, когда-то торговый городок, на реке Ветлуге, по которой в старину шли на север купеческие ладьи. Рядом проходил и старинный тракт, кое-где совпадавший с новым шоссе. Сизов пояснил, что тракт вёл на север в Вологду, Вятку, Великий Устюг.
– По нему и в те далёкие времена можно было добраться и до Тотьмы, где ты учился в техникуме, – добавил он. – Есть сведения, что стрельцы, посланные царём для поимки разбойников, свозили пленённых в Тотьму и там прилюдно казнили.
Статус города Варнавино утратил давно, после подавления восстания Степана Разина. Окрестные места окутаны старинными сказаниями и легендами. В этих местах ещё лет десять после казни Степана Разина «гулял» с ватагой из казаков, марийцев и черемисов – язычников, а так же местных крестьян, приставших к разбойникам, один из его атаманов по имени Ляля. Слышал о таком?
– Нет, Саша, ничего такого не слышал, – признался Рубцов. – Отчего у него такое имя, не похожее на мужское?
– Ляля – это от Леля. Был у наших предков ещё до крещения такой божок по имени Лель, согласно старинным преданиям златокудрый красавец, сын богини красоты Лады и возможно Сварога – верховного бога славян, который мир создал, отсюда «сварганить», значит создать. А вот почему же могучий атаман – гроза местных помещиков, царских воевод и богатых купцов, любимец местных крестьян, которым раздавал взятое у богатеев добро, носил это имя, мне неизвестно.
Вот оправимся в Заветлужье к Лялиной горе, где проживает Мария Васильевна. Послушаешь её удивительные рассказы. Расспрашивал, откуда ей это известно, отвечала, что от бабки, а той ещё от кого-то. Из уст в уста передавались эти народные сказания. Вот и я задумал написать очерк, рассказ, может быть и повесть о народном заступнике Ляле, да только не знаю с чего начать, – признался Сизов.
Взглянув на окружавшие их вековые леса, подступавшие к легендарной Лялиной горе с лысой вершиной, возле которой, согласно народным преданиям находился стан атамана Ляли, и откуда дозорные разбойников наблюдали за Ветлугой, высматривая купеческие ладьи с товарами, с которых брали дань, Николай остановился, задумался.
«А что если поэма о справедливом разбойнике, русским Робин Гудом? Как же её назвать? Пусть будет «Заветлужье». Нет, пожалуй, будет лучше, если «Лесная быль», а может быть «Лесная сказка»? Потом решу, прежде надо старушку послушать».
Однако промолчал, догоняя ушедшего вперёд Сизова. У каждого поэта или прозаика свой путь к созданию эпического произведения, и название для него тоже своё.
* * *
Вот из-за зарослей черёмухи показалась старая, вросшая в землю замшелая изба Марии Васильевной. Солнышко припекает, старушка сидит на скамеечке, оперев натруженную сгорбленную спину на прогретые за день брёвна, из которых срублена лет сто назад её изба.
Глаза прикрыла, греется на вечернем солнышке, которое перешло за Ветлугу. Похоже, задремала. Голова старушки покрыта сереньким в горошек ситцевым платочком, из-под которого видны седые пряди. Лицо в морщинках, с чертами правильными, видно в далёкой молодости была красавицей.
– Здравствуйте, Мария Васильевна! – поздоровался Сизов.
Старушка вздрогнула, очнулась, раскрыла светлые, глубоко запавшие глаза и посмотрела на него. Узнала, перевела взгляд на Рубцова, прошамкав беззубым ртом.
– Здравствуй, Саша. С кем это ты?
– С товарищем пришёл, Мария Васильевна. Николаем зовут, можно просто Коля. Известный поэт, знакомый мой по институту. Приехал со мной из Москвы посмотреть на наш лесной край. Вас хочет послушать. Помните, рассказывали мне об атамане Ляле, чей стан был вот у той горы, которая с той поры зовётся Лялиной?
– Помню, как же не помнить. Многим рассказывала и товарищу твоему расскажу.
– Мария Васильевна, уже вечереет. Можно у вас остаться на ночь? – попросился Сизов.
– Оставайтесь, ребята. Изба большая, ещё дед мой срубил, да одна я осталась в ней, все разъехались. На лавках переночуете. Накормлю вас картошкой. В обед наварила, в печи томится.
– Да мы, Мария Васильевна, с собой захватили хлеба, колбасы, сыра и огурцов. К чаю печенье, – перечислил съестные припасы Сизов.
– Вот и хорошо, почаёвничаем. Идёмте, ребята, в избу. Уже и солнышко спряталось за деревьями, повеяло сыростью. Не для моих старых костей. Захватите дровишек, – указала старушка на поленницу, печь истопим. Ночи у нас холодные.
– Как же вы живёте здесь одна? – спросил Николай.
– Сын живёт недалече, у пристани. Семейный. Навещает, да и я у них бываю, но на ночь в их доме не остаюсь. Дровами мне сын помогает, их за зиму много уходит.
– Почему же не возьмёт вас к себе?
– Сама, милок, не хочу. В этой избе родилась, в ней и помру, Заходите, ребята, в избу.
* * *
В русской печи тлеют угли, в избе сухо, тепло. В «красном углу» потемневшие от времени иконы.
«Всё, как у Марии Ивановны из дальней вологодской деревеньки Починок», – припомнилось Николаю. Подумал, глядя на скромное убранство русской рубленой избы.
«Вот она, истинная, коренная деревенская Русь!»
– Печенье ваше, ребята, сладкое, хорошее. В блюдечке размочу, а то сухое мне не по зубам, да и тех осталось раз, два и обсчитался, – хмыкнула старушка и пила мятный чай, решая с чего начать.
– Там, – Мария Васильевна указало на тёмное окно, – Лялина гора, к реке выходит, да вы её видели. В ней клады Лялины зарыты. А где, про то никто не знает. Давно люди охочие копались в ней, кусты, деревья корчевали, да не нашли где клад.
Другой клад в озере утоплен возле деревни Бархатихи и озеро зовётся Кладовым. Там речка Ляленка, в то озеро течёт. И там искали, не нашли. Надёжно спрятано награбленное золото, а где тот клад, знал только Ляля атаман.
Рассказывала матушка моя, когда была я ещё в девках, об одноглазом атамане Ляле, товарище его Бархотке, отчаянной разбойнице Шалухе, которая любила Лялю, да он ей изменил, влюбился в то ли в княгиню, то ли в княжну Лапшангскую. Точно не помню, – засомневалась Мария Васильевна, – ладно, пусть будет княжна. Ляля увидел её спящую, когда ночью напал на имение князя и сильно полюбил княжну. Мужик он видный был, хоть одноглазый, и княжна красавица ему доверилась. Да только злая Шалуха и коварная. Ляле захотела отомстить. Ушла с Бархоткой жить, и стала уговаривать его извести княжну, взять свою долю из богатства и уйти от Ляли.
Ночью тёмной Бархотка – не человек, а лютый зверь увёл княжну в леса глухие и порешил её там по наговору злой Шалухи. Проснулся утром Ляля, стал искать княжну, куда пропала? А тут Бархотка говорит ему, что вечным сном твоя княжна уснула, тебя в раю там ожидает.
Возникла между ними ссора, такая, что не приведи Господь. Всё понял Ляля, свирепо на Бархотку посмотрел. В руках ножи сверкнули и оба пали, кровью землю напитали. В разных местах похоронила их рыдавшая Шалуха и по миру пошла, рассказывая людям о разбойнике Ляле, товарище его Бархотке, княжне Лапшангской и о себе беспутной.
О том я услышала от матушки моей, и вам, ребята, рассказала, – закончила старушка свою загадочную сказку.
– Утром сходите на гору. С макушки на Ветлугу посмотрите, а если пожелаете, то доберитесь до опустевшей деревеньки Бархатихи. Там Шалуха Бархотку закопала, а где то место, неизвестно. От Бархатихи и Ченебечиха невдалеке, там озеро, в котором спрятал Ляля другой свой клад, не пожелав делиться с предавшим его Бархоткой.
Спать легли около полуночи. Мария Васильевна уснула на протопленной печи, а гости разместились на двух лавках.
Лёжа на боку на неширокой лавке, придвинутой в стене, Николай долго не мог уснуть, переваривая услышанную сказку, стараясь всё запомнить, ничего не потерять. Хотелось верить, что всё так и случилось.
«Вот Лялина гора и речка Ляленка, вот деревни здесь Бархотиха, Шалуха. Конечно же, всё это не случайно…»
А в голове уже рождались и выстраивались в рифмах самые трагические строки будущих стихов, а может быть и первой поэмы.
…Но слетелась вдруг воронья стая,
Чуя кровь в лесах благоуханных,
И сгустились тени. покрывая
На земле два тела бездыханных...