Статья № 1. Лариса Баранова -Гонченко. И Я МОЛЮСЬ – О, РУССКАЯ ЗЕМЛЯ!
(Рождественские размышления о поэзии Николая Рубцова)
Никогда не оставляло меня уверенное ощущение присутствия явственно выраженной неловкости, мучительного противоречия в поэзии Николая Рубцова. Ведь поэт оставляет после себя только одно безусловно правдивое свидетельство своего отношения к миру (к мiру) – свои стихи – всё остальное: письма, устные признания и даже статьи – суть вторичные признания (подчёркнуто редактором-составителем).
В хрестоматийных, любовно зачитанных, много раз повторенных наизусть и даже спетых на самые разнообразные музыкальные лады стихах Рубцова с нарастающей очевидностью – особенно в нашем новом историческом времени – проступает сокрытая и оттого невысказанная или неверно высказанная формула Веры.
А была ли Вера? – спросят его ровесники, те, кто хорошо знал Рубцова, или просто скрупулёзные скептики. Да в том-то и дело, что была! Но Вера поверженная. Вера задавленная, открыться в которой Рубцову не позволял не страх, ибо он был абсолютно бесстрашен и свободен в гражданском слове, но сам мир (здесь уже мир, а не мiр), тот мир, с которым он всё-таки чувствовал «самую жгучую, самую смертную связь».
Вглядываясь в «бессмертное величие Кремля», зажатый условиями и условностями этого мира, он с детской послушностью восклицает: «Да! Он земной!» Но тут же с детской не послушностью и непосредственностью продолжает: «Но как – взгляните – чуден этот вид!.. Ну, не мираж ли сказочно-небесный возник пред вами…» А далее с Рубцовым происходит то, что происходит всегда, когда наступает ответственная кода, – он словно бежит от праведной и правильной любви – к любви, если можно так сказать, конституционной, оставляя мучительное свидетельство гласного безверия при абсолютных способности и стремлении к Вере: «И я молюсь – о, русская земля! – не на твои забытые иконы, молюсь на лик священного Кремля и на его таинственные звоны». Дело не только в том, что сама лексика выдаёт в поэте Веру (молюсь всё-таки) – дело в самом стремлении «оправдаться», сокрыть первый и первородный смысл слова и жеста – молюсь.
Завидев «русский огонёк» в «бескрайнем мёртвом поле», входя в избу и обведя её любовным благодарным взором, поэт как бы не замечает (кроме жёлтых снимков семейных фотографий) важнейшего предмета в русской избе, ту самую «забытую икону», не замечает и не говорит о ней. Но зато за него говорит та, кто «головы седой не поднимая…сидела тихо у огня». А говорит она так, что и представить себе угол в её избе без иконы невозможно: «Дай Бог, дай Бог!..Господь с тобой! Мы денег не берём!» Вот тут уже и он отвечает ей невпопад – начав с вполне языческого: «…желаю вам здоровья», заканчивает вполне евангельским: «За всё добро расплатимся добром, за всю любовь расплатимся любовью».
Кто такой Филя у Рубцова – «добрый Филя», который «без претензий и льгот, так, без газа, без ванной» живёт на лесном хуторке? Кто он? Просто основательно приготовившийся к грядущей перестройке русский юродивый? Без газа, без ванны… и без света, хочется добавить в духе времени. Ставшая расхожей шуткой в литературном кругу фраза: «Филя! Что молчаливый» – А о чём говорить? – только немногим намекнула, о чём молчит Филя, где на самом деле живёт Филя (а живёт он всё-таки, по-видимому, в скиту). Зачем ходит в долину и что, наконец, он «дует в дуду». Лёгкими прозрачными мазками набросанный монашеский облик «доброго Фили» проступает на фоне застенчивой умной улыбки самого автора, который запомнил его «как диво», то есть, как чудо.
Да и как он мог не искать этого чуда, он Никола из деревни Николы? Не искать чуда, самого образа Божия в земной красоте? Как мог не искать и не верить в чудо и Чудотворца? Как мог он сам не стремиться к молитвенному уединению: «В горнице моей светло. Это от ночной звезды…» В этом уединении он давал теперь уже совсем понятные обеты: «Буду поливать цветы, думать о своей судьбе, буду до ночной звезды лодку мастерить себе» – как будто только что отчитав «Отче наш» и намереваясь приступить к иной, праведной жизни, которую так глубоко понимал и любил, пусть и трудно исполняя.
Забываясь в порыве свободной, не отягащённой миром и временем любви, он звонко восклицает: «Россия, Русь – куда я не взгляну. …За все твои страдания и битвы / Люблю твою, Россия, старину, твои леса, погосты и молитвы…» К слову молитва, Божий храм в любовном перечне родного он подходит не сразу, а как бы готовясь, медленно и мучительно двигаясь, переводя взор с избы на берёзу, с реки на луг и, наконец, останавливая его на храме: «О, вид смиренный и родной! Берёзы, избы по буграм и, отражённый глубиной, как сон столетий, Божий храм». Следуя своей характерной неуверенности, неловкости в отношении храма, он обязательно поставит перед ним некое упреждающее неточное определение: «как сон столетий». Ну, да что нам теперь в этом определении, если он первый и единственный в своём поколении всё-таки встал лицом к храму и указал нам на него!
Загадочное, недосказанное, я бы сказала, какое-то болезненное стихотворение о Пасхе: «Пасха под синим небом…Промчалась твоя пора!..». Не грех бы нам вспомнить, что ведь это шестидесятые – начало семидесятых. Какая печаль, какая разрывающее сердце недоумённая, отчаянная интонация: «О чём рыдают, о чём поют Твои последние колокола?»
Рубцов нигде и никогда не называет имя Христа. Повторюсь – не из страха – по моим ощущениям – не смеет называть, ибо по меркам его духовности, его безупречной эстетики оно было бы названо всуе. Но вот именно в этом странном, скорее поэтическом фрагменте, чем законченном стихотворении о Пасхе, вдруг загадочным образом возникают ласточки. Ласточки на Пасху? В северных широтах? «Садились ласточки на карниз, взвивались ласточки в высоту…» И ставит здесь своё авторское многоточие. Не договаривает. Кажется не только в мифах народов мира, но и в нашей русской деревне ласточку называют сердцем Христа. Вот почему она и появляется из глубин бессознательно у Рубцова на Пасху, даже если скорее всего и не успевает прилететь в его родные вологодские края к Пасхе – так он по-своему застенчиво выражает любовь к тому, чьё имя ему казалось, он ещё не смеет произнести.
Он первый в русской поэзии советского периода приступился к самому запретному, самому страшному из нашей истории: «Не жаль, мне, не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне расстрелянных царских детей». И как бы там ни было, как бы ни «торчала» и не мешала нам эта традиционная для Рубцова застывшая оговорка – без сожаления – именно в этом признании Николай Рубцов в высоком смысле выдаёт себя с головой – « до конца… перед всем старинным белым светом», уповая, как все мы грешные, на «тихий крест» и моля художественно прекрасной и канонически неумелой молитвою: «Пусть душа останется чиста».
газета «Русь державная», № 2, 2001 г.
Примечание. Статья печатается на сайте, как документальный факт мировоззренческой позиции автора в 2001 году.
.............................................
Статья № 2. Юрий Кириенко-Малюгин. НИКОЛАЙ РУБЦОВ и ПРАВОСЛАВИЕ
Вера или безверие? В любые времена перед каждым человеком встаёт сознательно или чаще бессознательно этот вопрос. Какой верой руководствоваться по жизни? Ответ на этот вопрос зависит от условий воспитания в семье, генетического кода каждого человека, исторического развития общества и пропагандируемых властью и средствами информации идей. Материальные блага любой ценой или духовная свобода и жизнь во имя спасения своих детей, продолжателей рода?
Следует признать, что советская власть строила и весьма успешно материальный рай для основной массы многонационального населения Советского Союза. А в идеологической сфере это была эпоха вначале тотального, а потом вялого атеизма и постепенного запланированного перемещения сельского, в основном, славянского населения (русских, украинцев и белорусов) на промышленные стройки и объекты в города по всей территории Советского Союза. И после войны в окраинных республиках (в Прибалтике, в Средней Азии и на Кавказе) были построены прекрасные дороги, современные порты, промышленные объекты и жилые комплексы, в основном, за счёт материально-технических ресурсов России. Николай Рубцов наблюдал картины постепенного вымирания русской деревни, российского местного бездорожья, обезличивания русско-славянской культуры и отразил это в своём творчестве. Наблюдал поэт и запланированное карьеристами-идеологами разрушение православных храмов и исторических памятников России.
В.П.Астафьев в одной из последних статей писал, что Рубцов к 60-и годам пришёл бы к православию. Вот с этим тезисом нельзя согласиться. Уже при жизни поэт пришёл к православной вере. Вот, например, Николай Рубцов во время пикника в конце 60-х годов под Вологдой, уходит к далёкой церквушке, возвращается через три часа и сообщает, что он хорошо побеседовал с батюшкой. И в стихах Н.Рубцова нет богохульства. Есть интерес к истории России. Н.А.Старичкова в книге «Наедине с Рубцовым» сообщает, что поэт брал в городской библиотеке книги Карамзина по истории России (в то время по специальному разрешению). Поэт понимал необходимость централизации власти в России. В стихотворении «О Московском кремле» Рубцов пишет:
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
Вот эти мысли актуальны и в наши дни, когда видны были попытки новых удельных князьков во имя эгоистических интересов разорвать Россию на куски, сначала экономически, а затем и политически. В этом же стихотворении (впервые опубликовано 17 ноября 1968 г.) поэт говорит русской земле, что он молится «не на твои забытые иконы». На первый взгляд, кажется, что это чистый атеизм. Но, если логически рассудить, то получается, что поэт молится на действующие иконы! Этот смысловой подтекст заложен в приведённой строке поэта. Скажи Рубцов правду о его отношении к православию, то это стихотворение не было бы опубликовано в те 60-е годы двадцатого века. Поэтому логически вырисовывается уточнённая строка в последней строфе этого гимна России и Кремлю, и которая может звучать так:
И я молюсь – о, русская земля! –
На все твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны…
В стихотворениях Н.М.Рубцова по мере углубления его мировоззрения всё чаще встречается обращение к полям, лесам, рекам, берёзам, к явлениям природы и, особенно, к животному миру (журавлям, птицам, лошадям и др.), как к своим братьям и сёстрам. В стихотворении «Жеребёнок» поэт говорит:
Он увидал меня и замер,
Смешной и добрый, как божок…
И к православным храмам поэт обращается с простыми и точными словами понимания и участия в их судьбе. Рассмотрим с учётом хронологии развитие духовного содержания поэзии Рубцова.
В стихотворении «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны…» поэт говорит:
И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, –
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
Имеются сведения, что первый вариант этого стихотворения обсуждался ещё в 1960 г. в литобъединении Кировского завода в Ленинграде. Сокращённый вариант опубликован в октябре 1964 г. в журнале «Октябрь», окончательный вариант – в сборнике «Звезда полей» в 1967 г. Мог ли Н.Рубцов опубликовать в шестидесятые годы, годы тотального атеизма строку в варианте «но жаль мне, но жаль мне растоптанной царской короны»? Ответ ясен. А с другой стороны, дело не в царской короне. Суть проблемы в том, что Россия не может существовать без централизованной власти (неважно как будет называться глава государства – царь, император, генеральный секретарь, президент, премьер-министр). Иначе России не будет, её раздерут на части новые крупные и мелкие удельные князья на радость западным и доморощенным «друзьям», а затем может начаться и гражданская война за национальные интересы каждого региона. И лозунг «Разделяй и властвуй» будет реализован.
Но главное, что Н.М.Рубцов сказал: «но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей». И вот за этой строкой стоят реальные факты. Как известно, с августа 1950 г. по июнь 1952 г. Рубцов учился в Тотьме в лесном техникуме, который был расположен на территории древнего Спасо-Суморина монастыря, построенного для защиты населения от набегов врагов. А знаменитая белая колокольня монастыря (высотой чуть ниже колокольни Ивана Грозного) была разрушена и Рубцов вместе с другими учащимися участвовал в разборке её развалин. Отсюда у Рубцова о храме старины, который пропал «как виденье меж этих померкших полей».
В 1954 г. Н.Рубцов доехал до Ташкента, в Узбекистане увидел памятники другой культуры и в грустные минуты написал:
Жалкий след мой будет затоптан
башмаками других бродяг.
И останется всё, как было –
На Земле, не для всех родной.
В стихотворении «Эх, коня, да удаль азиата…» (лето 1961 г.) Рубцов пока ещё фривольно говорит: «покрестившись лихо на собор…», «ты мне скажешь: – Боже упаси!..», «словно Богом свергнутый с небес…». Хотя поэт в то время не высказывается о божественном происхождении мира, но безоглядной хулой Бога в своей поэзии не занимается. В окончательном варианте «Видений на холме» (1964 г.) поэт пишет:
Россия, Русь – куда я ни взгляну…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы.
………………………………….
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы.
Они несут на флагах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
И это было опубликовано в годы триумфа официальной атеистической идеологии! А предвидения Рубцова просто поражают читателей, которые теперь знают, насколько ежегодно сокращается население России. И как ускоренно растёт количество крестов на погостах России.
В 60-е, а затем и в 70-е годы 20-го века шло негласное соревнование различных поэтических направлений: либерального диссидентского с ритмическими языковыми конструкциями и народного патриотического с использованием всего богатства русского языка и традиционной культуры. И у Николая Рубцова утверждается чёткая жизненная позиция с понятиями Добра и Справедливости. На этом пути невозможно уже обходиться без дальнейшего духовного углубления. В стихотворении «Чудный месяц плывёт над рекою» (1963 г.) поэт сообщает:
И тоскуя всё меньше и меньше,
Словно бог, я хожу по земле.
Во многих стихотворениях Н.Рубцова есть подтекст, но не сексуальный как у большинства совремённых поэтов, а духовный (справедливость, честь, вера в Добро, в историческую миссию России). И даже, казалось бы, вакхическое по содержанию стихотворение «Гость» поэт заканчивает вопросом: «Неужели Бога нет?»
Итак, когда же наступил переломный момент в повороте поэта к православию, к пониманию действующих в окружающем мире разрушительных сил и идеи спасения каждого человека от насаждаемого эгоизма? По мнению автора, это стихотворение «Русский огонёк», на которое уже обращали внимание литературоведы. Ещё раз и ещё сколько угодно раз необходимо возвращаться к этому программному творению Поэта. Вот Николай Рубцов идёт в ноябре 1963 г. по заснеженной пустынной дороге, в «томительный мороз» к своей малой Родине, к далёкому селу Никольское, к дочери Лене и к Генриетте. Это было много раз при поездках из Москвы, из литинститута.
И вот в этой спасительной избе, у немолодой уже хозяйки поэт делает великое, для всех нас живущих, открытие:
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне
И поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
Скажи, родимый,
Будет ли война? –
И я сказал: – Наверное, не будет.
В каждой русской семье с фотографий смотрят погибшие дети, братья, отцы и деды. К 1963 году это были участники локальных войн в 1936-1940 г.г., Великой Отечественной войны с Германией (1941-1945 г.г.) и Японией (1945 г.). И поэт понял, что вражда – главная причина всяких войн. А на вопрос хозяйки поэт не может дать точный ответ. «Наверное, не будет» – это сомнительная надежда, которую даёт путник. И вот хозяйка – русская женщина сообщает непринуждённо такую народную мудрость, до которой ещё долго идти многим сильным мира сего:
Дай Бог, дай Бог…
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… –
И вдруг опять:
Не будет, говоришь?
Нет, – говорю, – наверное, не будет.
Дай Бог, дай Бог…
Хозяйка заботится уже не о себе, а о живущих где-то, за избой близких и далёких и даже об ушедших. И просит она Бога, чтобы не было войны: – Дай Бог, дай Бог! Пришедший путник не может дать ей уверенную надежду. А что такое война для крестьянки, для сельской семьи – хранительницы исторической России? Зло, зло и зло! А когда путник хочется расплатиться с хозяйкой за ночлег, происходит примечательный диалог:
Господь с тобой! Мы денег не берём!
Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
И вот это высказывание Николая Рубцова по частному случаю попытки оплаты ночлега оборачивается нетленным на века пожеланием Добра и Любви.
Конечно, любой нормальный поэт, когда пишет стихотворение, не задумывается о философских концепциях, он просто вольно или невольно выражает по ходу повествования своё мировоззрение.
В письме из села Никольского к Сидоренко Н.Н. от 15 августа 1964 г. (сразу после исключения из литинститута) поэт посылает стихотворение «По вечерам», в котором говорит о своём видении картины разрушенного собора:
С моста идёт дорога в гору.
А на горе – какая грусть! –
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
В последний (вологодский) период творчества Николай Рубцов соединяет явления природы и жизни с божественным пониманием происхождения мира. В стихотворении «Во время грозы» (1968 г.) Рубцов пишет:
И туча шла гора горой!
Кричал петух, металось стадо,
И только церковь под грозой
Молчала набожно и свято.
В стихотворении «Вологодский пейзаж» (1968 г.) поэт рисует картину:
Живу вблизи пустого храма,
На крутизне береговой
И городская панорама
Открыта вся передо мной.
Пейзаж, меняющий обличье,
Мне виден весь со стороны
Во всём таинственном величье
Своей глубокой старины.
В стихотворении «Плыть, плыть…» (1969 г.) поэт говорит:
Каждому на Руси
Памятник – добрый крест!
В стихотворении «Выпал снег…»(1970 г.) поэт радуется жизни:
Снег летит на храм Софии,
На детей, а их не счесть.
Снег летит по всей России,
Словно радостная весть.
А вот насчёт детей, которых «не счесть», поэт выдаёт свою мечту за действительность. Дело в том, демографическая ситуация для русского народа резко изменилась за прошедшие тридцать восемь лет (отсчёт с 1964 г. – прим автора). Однодетные русские семьи (по статистике не менее 60%) являются самой главной проблемой в настоящее время в России, обуславливают вырождение русского народа по материальным и зависящим только от власти причинам. Эта грозная тенденция должна быть срочно изменена, иначе в ближайшее время не удержать территорию Российской державы. Понимание семейных проблем и семейного счастья было у Н.М.Рубцова в те далёкие 60-е годы двадцатого века. Вот что пишет поэт в стихотворении «За тост хороший» (опубликовано 1 января 1971 г. за 18 дней до гибели):
Теперь шампанского не грех
Поднять бокал за тост
хороший:
За Новый год,
за детский смех,
За матерей, за нас за всех,
За то, что нам всего дороже.
Рубцов часто ездил по вологодской земле с разными целями: в командировки, на отдых в лесной глуши или на встречи с друзьями. И в этих поездках всегда интересовался историческими памятниками и храмами. В стихотворении «Ферапонтово», написанном об известном монастыре и опубликованном 19 сентября 1970 г. в Вологде, поэт пишет:
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
А сколько раз в своих стихотворениях Николай Рубцов говорит о душе! Вот, например: «Славное время! Души моей лучшие годы», «По душе мне родные пейзажи», «Пусть душа останется чиста», «Я клянусь! Душа моя чиста!», «Когда душе моей сойдёт успокоенье», «Слагается в душе негромкий стих».
Н.А.Старичкова сохранила иконы Николая Рубцова, в том числе икону Николая Угодника, которая была разбита ранее или в ночь убийства поэта. В октябре 2001 года автор побывал в Вологде в квартире-музее Н.А.Старичковой, где был сделан снимок икон поэта, представленный в статье «Николай Рубцов и православие» («Российский писатель», № 3, февраль 2002 г.). Это фото проясняет для сомневающихся вопрос об отношении Поэта к православной вере.
Статья опубликована в газетах «Русь святая», №1, 2002; «Российский писатель», № 3, февр. 2002, «Советская мысль», Великий Устюг, №№47 и 63, 2003, а также в книге «Николай Рубцов: «И пусть стихов серебряные струны…» (М., МГО СП России, 2002 г.)
Печатается с небольшими сокращениями.
Статья № 3. Валерий Хатюшин. БЕЗ БОЖЕСТВА. (2003 г.)
В чем высший смысл творческой деятельности человека? Может, в отражении своего взгляда на окружающую жизнь, на те или иные предметы и явления бытия? Или в выражении своих чувственных ощущений по отношению к другим людям, к природе и событиям действительности? Или, может, в совершенствовании своего эстетического мироощущения? Все это, само собой, является необходимым условием и первой задачей любого творчества. Но только лишь условием и первой задаче
Лев Толстой, размышляя о цели искусства, говорил о том, что цель эта будет достигнута тогда, когда читатель, зритель, слушатель начнет сопереживать вместе с художником. Да, конечно, в этом заключается сложнейшая задача искусства. Сложнейшая, но не главная и не конечная. Вернее сказать, в этом состоит только половина задачи любого творчества.
Все признают: талант, а тем более гениальность – это Божий дар. Слово – «высший подарок Бога человеку» (Н.В.Гоголь). И потому, хочу подчеркнуть, именно поэтому искусство, если оно искусство, а не баловство, не игра, принципиально должно быть подчинено высшим религиозным задачам. В деятельности художника, в конце концов, должен быть виден переход от эстетического мировоззрения к религиозному. Если этого не происходит, то можно сказать, что художник не состоялся.
Выше Бога нет ничего, и хотя бы только по этой причине религиозное чувство в человеке и в конечном счете в художнике выше и важнее чувства эстетического. К осознанию этого в конце жизни пришел Пушкин («Веленью Божию, о муза, будь послушна...»).
Тут, правда, нужно обязательно оговориться: проблема эта крайне сложна и для любого художника таит в себе массу опасностей и соблазнов. Как уловить, как почувствовать ту тончайшую грань в органическом слиянии эстетического и религиозного чувства, за которой творчество как таковое уступает место морализаторству и назидательности? Об этой грани всегда помнил Достоевский. С этого пути в последнее десятилетие своей жизни сошел Лев Толстой, ударившись в ересь. Эта проблема стала причиной глубочайшего творческого кризиса у Гоголя, который и сгорел между этих двух огней – художественности и морали. Вся жизнь Гоголя – это мучительная борьба между чисто литературными и духовными устремлениями.
И все же. Знать и помнить о главной задаче искусства обязан каждый художник. В искусстве для человека, говорит Гоголь в повести «Портрет», заключен «намек о божественном, небесном рае». Искусство в понимании Гоголя, как и все прекрасное в этом мире, – есть отражение небесной гармонии, отблеск небесной красоты. И в то же время «нельзя служить и самому искусству, – как ни прекрасно это служение, – не уразумев его цели высшей и не определив себе, зачем дано нам искусство...» – писал он в статье «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность».
Но вот духовный отец Гоголя протоиерей Матфей Константиновский в беседах с писателем нередко говорил о «злоупотреблении дарованием». Это относилось даже и к Пушкину, у которого, по словам о. Матфея, «много хорошего, но много и греховного». По свидетельству современников, отец Матфей потребовал от Гоголя отречения от литературы и даже от Пушкина, дабы не соблазнять людей ложными путями к Истине под видом псевдохудожественности, так как истинная художественность исходит только из глубоко верующего сердца.
Такое вот предисловие, в котором я для серьезных литературных исследователей ничего нового не говорю, понадобилось мне после прочтения двух последних поэм Юрия Кузнецова «Путь Христа» и «Сошествие в ад».
На основании сказанного выше и переводя разговор о литературе и, в частности, о поэзии на уровень заданных здесь приоритетов, необходимо сразу сказать, что и высшая цель поэзии – не эффектная строчка, не звучная фраза, не красивая или, наоборот, шокирующая метафора, главное в поэзии, как и в любом жанре творчества, – дух Истины, исходящий из созданного произведения, основанный на сознании художником правдивости, высшей подлинности того смысла слов, который он, автор, содержит в своем сердце и стремится донести до сознания других людей. То есть, проще говоря, истинный талант никогда не опускается до ложных смыслов и лживых фантазий, до любой, какой бы она ни была красивой и эффектной, неправды. Но ведь если с этих позиций, с этого уровня понимания поэзии посмотреть на то, чем занимается Юрий Кузнецов, то всем нам придется признать одно из двух: или те литераторы, которые объявляют его одним из «лучших», «талантливейших» и «самобытнейших» поэтов, лгут себе и другим, или они ничего не смыслят в природе творчества.
Ю.Кузнецова нередко называют мастером стиха. Ну что ж, может быть, так оно и есть. Но разве, как уже говорилось выше, это главное в поэзии? Разве в этом состоит основное качество таланта? Дьявол тоже чертовски мастеровит. И если Кузнецов за многие годы стихотворчества выработал собственный стиль и научился мастерски использовать метафору, сравнение, образ, инверсию и другие атрибуты стихосложения, то это вовсе не означает, что, будучи чертовски мастеровитым, он обрел истинный, глубоко органический и естественный русский талант, то есть стал поистине настоящим, национальным поэтом.
Можно сказать еще проще: когда в сердце поэта живет Бог, тогда и не может быть неправды в его творчестве, тогда он и не станет никогда плутать в дебрях никчемной ереси, какой бы «поэтически» впечатляющей она ни казалась. Но если Бога в сердце нет или почти нет (и значит, нет ощущения Истины и стремления к Ней), то все, что этот автор делает в стихах, – претенциозные словесные игры в расчете на такие же слабоверующие души и поверхностных, духовно необразованных «критиков». Необразованных – в том смысле, что не имеющих в себе Образа Божьего.
Но вернемся к поэмам Ю.Кузнецова. Главный герой поэмы «Сошествие в ад» – автор. Христос же в ней выступает почти что в качестве экскурсовода: «А, это ты, – по-дружески говорит Он то ли уснувшему, то ли умершему герою поэмы, с которым якобы общался еще при Своей человеческой жизни. – Я попустил твой приход в Галилейскую Кану. Как бы иначе дорогу сломать ты сумел, Если бы воли превыше на то не имел?» В этих словах нам открывается не просто давнее знакомство одновременно автора и героя поэмы с Сыном Человеческим, но и высшее произволение, то есть Божье указание на лицезрение как адовых подробностей, так и новозаветных событий, опять-таки по высшей воле изложенных Ю. Кузнецовым в другой своей поэме – «Путь Христа». Самоуверенный автор, судя по всему, всерьез вошел в роль нового апокрифического сказителя мук и славы нашего Бога.
Когда становится скучно среди земных проблем, когда кажется, что уже всё и обо всём сказано, тогда неудовлетворенная потребность к сочинительству толкает некоторых горделивых авторов к чему-нибудь необычайно заманчивому и таинственному. Большинству серьезных писателей для самовыражения обычно хватало земных, человеческих тем, но непомерные амбиции, подкрепленные высоким признанием «ценителей искусства», так и толкают отдельных слишком честолюбивых «художников» поиграть в «творческие» игры как с дьяволом, так и с Богом. К тому же дьявол сам то и дело выбирает и соблазняет этих гордецов замахнуться на что-нибудь подобное.
И тогда обласканный «ценителями» автор берет в Иностранной комиссии Союза писателей командировку, чтобы пройти «путем Христа», а затем – заодно с распятым на Кресте Божьим Сыном – по-дружески побывать в «аду». Но что ему на этом «пути на Голгофу» и в этом «сошествии в ад» придет в голову, одному дьяволу известно. Неудовлетворенный стихотворческий зуд в подобных случаях, как правило, приводит к таким «поэтическим открытиям», «откровениям» и «прозрениям», рядом с которыми Апокалипсис Иоанна Богослова покажется легкой шалостью впечатлительного ума... Стихотворно, и, главное, «мастерски» оформленные, эти «открытия» затем, скорее всего, будут удостоены престижной литературной премии... Жаль только такой незначительной малости для «художника»: отягощенной дьявольским соблазном души. Да и денежки-то на премию в таких случаях подбрасываются все тем те вездесущим персонажем...
«Встань и сияй надо мною, звезда Вифлеема!» – отчеканит в начале своей поэмы наш горделивый автор. Кто-то из его «ценителей» наверняка отметит: как здорово сказано! такого еще не было в русской поэзии! Оно и правда: откуда этим обожателям «самобытного таланта» знать и как им догадаться, что звезда Вифлеема может сиять только над Христом и больше ни над кем?
Мне могут возразить: что, разве грех большой в новой форме отразить земной путь Христа и муки грешников в аду? Действительно, художник свободен в своем творческом выборе, запретных тем не существует. Разговор тут о другом – о нравственной зрелости души, о ее моральной готовности к подобной духовной работе. Потому что если такой готовности нет, то работа эта в лучшем случае превратится в пустой комикс, в худшем – в фантазийную ересь.
Чтобы браться за произведение о Христе, вовсе не обязательно ехать в Иерусалим. Съездить-то хорошо, только не обязательно. Но что нужно совершенно точно – это получить благословение на такой неимоверно ответственный труд православного духовника. И совсем не факт, что таковое благословение будет дано. А если нет духовника, то надобно, чтобы он был. И только после этого, после благословения, – долго поститься, исповедоваться и причащаться к телу и духу Христа, чтобы смирить гордыню и по мере своих человеческих сил в наибольшей степени правдиво, а не придуманно и не произвольно пытаться отразить Его Путь. Хотя, конечно, любому из нас, «художников», изощряться в стихотворческих упражнениях, лучше бы все-таки не касаясь Божьего Сына. Для наших «художеств» существуют тысячи других тем и возможностей.
Не знаю, получил ли Ю.Кузнецов благословение, но Христова тема, как он сам говорит, ему была задана «превыше». И вот он на дружеской ноге с распятым Богом («А, это ты...») опускается «под Вселенную». И, естественно, очень скоро встречается с сатаной:
...И вот перед нами
Тень показалась, как туча в удушливый день.
Тень приближалась – косматая страшная тень.
...Это был Левиафан! И ударом хвоста
Ад всколыхнул и обрушил его на Христа.
Молнии злобы Христа оперили, как стрелы,
Он их стряхнул – и зеленую ветку омелы
Бросил в противника острым обратным концом.
Пал Сатана на колени и рухнул лицом.
Не могу сказать, сколько в процитированных строчках поэтического мастерства и художественности, потому что ничего этого здесь просто не вижу (особенно в «обратном конце» ветки омелы), но то, что более чем на картинку из комикса описанная сцена не тянет, наверное, понятно без лишних объяснений.
Данте не случайно свое путешествие в ад назвал «Комедией». Он, в отличие от современных пиитов, прекрасно сознавал хоть и «божественную», но все же комедийность этих видений или, по-нынешнему говоря, их мультипликационность, тогда как наш высокопризнанный «художник» слишком уверовал в серьезность собственных фантазий. Вот как, к примеру, описана встреча в аду с христианским святым, жертвой коварства Иоанном Предтечей. Встреча эта начинается со слов Крестителя:
Боже! Прости, что я был одинок головою.
Только в аду дождалась она встречи с тобою, –
Глянул на голову Бог и во имя свое
Взял и поставил на прежнее место ее.
И приросла голова...
Автор словно заставляет нас забыть о том, что в ином мире, в том числе и в аду, пребывают не физические тела людей, но их души. И вряд ли душа будет и там находиться с отрубленной головой... Но чтобы еще голове и «прирастать», как на физическом теле!.. (Даже не хочется долго говорить о другой фактологической «мелочи» для Кузнецова: оказывается, только в аду голова Иоанна Крестителя «дождалась встречи» с Христом. В земной жизни, выходит, они не виделись.) Опять нам показывают комикс, мультфильм. Тут можно уже уверенно сказать: автор поэмы не имел благословения от православного духовника.
«Этого нет ни у Пушкина, ни у Лермонтова!» – воскликнул в «Дне литературы» один из обожателей и эпигонов Кузнецова. В том смысле, что не брались великие поэты за подобные темы. И слава Богу, что не брались, – только и остается сказать. Не было у них потребности писать собственное Евангелие и при жизни опускаться в ад. Не стоит живому «художнику» торопиться сойти в преисподнюю. У всех у нас имеется такая перспектива в близком будущем, не надо подгонять судьбу и ход событий. Душа ведь может оттуда и не выйти – остаться там навсегда. Даже самообольстительная «дружба» с Божьим Сыном не поможет. Только Ему, единственному на свете, удалось преодолеть врата ада. И это не шутки. Что дано Христу, не под силу «человекам», даже если они и «высокопризнанные художники».
Однако наш автор непомерно увлечен своими фантазиями. Даже Гоголя широким жестом приближенного к Мессии он отправил на вечные муки:
Кто там летает и дует, как ветер в трубу?
Это проносится Гоголь в горящем гробу.
Раньше по плечи горел, а теперь по колени.
Гоголь все видит и чует сквозь вечные тени.
Хлюпает носом огарок последней свещи,
Словно хлебает кацап с тараканами щи.
Мы не можем знать, где будем после смерти – в аду ли, в раю... Но самоупоенно и самовластно рисовать картинку с «проносящимся в горящем гробу» Гоголем... – с автором «Светлого Воскресенья», «Исповеди» и «Размышлений о Божественной Литургии»... Который в течение двух недель перед смертью строжайшим образом постился, соборовался, говел и приобщался Святых Христовых Таин... За такие вещи современному «художнику» уж точно ада не миновать.
Еще раз повторю, никто не знает, что нас ждет на высшем Суде. Но самовольно, вместо Христа и отвергая Божью милость, назначать места и определять участь людей в ином мире – это, по меньшей мере, глупо. А по большей... Впрочем, не будем уточнять.
В кузнецовском аду собраны Иван Грозный, Шекспир, Данте, Гете, Гоголь, Денисьева с Тютчевым, Сталин и даже Павлик Морозов... Надо сказать, неплохая компания... И еще неизвестно, кем бы Кузнецов, будь его воля, заселил рай... С каждым из названных персонажей этого «ада» хотелось бы подольше побыть рядом. Не пожалел наш автор даже убитого ребенка – Павлика Морозова, который – не кто иной, как трагическая жертва большевистской пропаганды. Но, кстати сказать, если уж Данте у него – в аду, то где же в недалеком будущем быть и нашему адоизобразителю?..
«Путь Христа», мысленно повторенный Ю.Кузнецовым в стихотворной поэме, как видим, не привел автора к необходимому и, в принципе, должному результату – к осознанию, к ощущению Бога в душе. «Художество» заслонило этот возможный результат. То есть главная цель искусства, о которой было сказано в начале этой статьи, не была достигнута. Но ради чего писалась поэма? Ради того, чтобы в очередной раз зарифмовать новозаветные тексты и апокрифические легенды (к примеру, миф об Агасфере, укравшем чашу Грааля с кровью Христа)? Притом нередко значительно ослабляя их, искажая, обедняя и эмоционально, и смыслово. Взглянем хотя бы на такие строки:
Дьявол отец ваш. И знайте: когда сей отец
Ложь говорит, он свое говорит, ибо лжец.
Лжец и отец всякой лжи и любого сомненья!.. –
Громко вопя, фарисеи взялись за каменья...
Этот довольно вялый, хоть и рифмованный текст не идет ни в какое сравнение по нервному накалу и убедительной резкости с истинными словами Христа, сказанными иудеям и запечатленными апостолом Иоанном: «Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».
Для какой нужды переиначивать слова Христа на собственный лад, если в результате этой переделки они выглядят явно слабее и недостовернее? Да это и естественно. Сколько ни тужься, а лучше чем в Священном Писании не скажешь.
Хотя ради полной справедливости необходимо все-таки признать: поэма «Путь Христа» менее претенциозна и более правдива, нежели «Сошествие в ад», и потому она местами несет на себе отблеск Божественной истины, но в этом, думаю, заслуга не автора, а силы и энергии того высшего света, которые исходят от самого Евангелия. Там, где автор не отходит от смысловой истинности священных текстов, его поэтическое мастерство впечатляет и поднимается достаточно высоко. Однако, уточню еще раз, речь тут идет исключительно о мастерстве.
Ну что же, автор доказал себе и другим свои «поэтические» способности. Но одновременно он продемонстрировал и свою духовную незрелость, что для поэта намного печальнее.
Из пересказанного повествования Евангелия Ю.Кузнецов вообще не делает для себя никаких выводов (а таковые необходимы, иначе для какой надобности современному автору стихотворно п о л н о с т ь ю пересказывать то, что всему миру сказали апостолы?), кроме обычного для него конечного самолюбования: «Отговорила моя золотая поэма, Все остальное – и слепо, и глухо, и немо» (концовка эта повторится и в поэме «Сошествие в ад»). Оно и понятно: «всё остальное», кроме кузнецовского, «немо». Надо полагать – даже само Евангелие, ведь получается, что всё остальное, помимо «золотой поэмы»,– «глухо». А к Богу наш стихослагатель в конце концов обращается не с мольбой о спасении души и прощении грехов, но с самоуверенным уговором: «Дай мне великую старость и мудрый покой!» Именно так, с восклицанием: «Дай мне!» И даже скорое сфантазированное им «сошествие в ад», судя по той же, повторенной концовке, так ничему его и не научит.
«Российский писатель». 2003. №10.«Молодая гвардия». 2003. №11-12; 09 ноября 2006 Создано: 09 ноября 2006 Обновлено: 23 марта 2014
.........................
Статья № 4. ТЮТЧЕВ И РУБЦОВ. Связь времён. Юрий Кириенко-Малюгин
Эти два русских поэта, казалось бы, не могут быть поставлены рядом. Они по происхождению находятся на разных ступенях сословной лестницы. Между ними историческая эпоха и глубокие общественные потрясения в России.
Фёдор Иванович Тютчев (1803-1873 г.г.) — дворянин, окончил словесное отделение Московского университета, дипломат, свободно владевший французским и немецким языками, глубокими философскими знаниями, свыше двадцати лет прожил за границей и познал менталитет элиты Запада.
Николай Михайлович Рубцов (1936-1971 г.г.) — крестьянский сын, сирота, детдомовец, получил народное воспитание в сельской местности, гармонист и гитарист-самоучка, моряк, рабочий. За счёт самообразования в юности, общения в литературных объединениях на флоте и в Ленинграде приобрёл широкие и глубокие знания. Окончил престижный Литературный институт.
И Тютчев и Рубцов уже признаны как русские национальные поэты. Для того, чтобы найти общность в творчестве, с одной стороны дворянина, с другой крестьянина, надо подразобраться в сути поэзии.
В.Г.Белинский первым заявил: "Поэт в России больше, чем поэт". То есть поставил ключевой вопрос: а что своим творчеством даёт Поэт читателю? В XIX-м веке правящей идеологией в России было православие, которым руководствовались и верховная власть, и большинство населения. Первыми духовными раскольниками общества в XIX-м веке стали декабристы, часть которых была масонами, а часть обманутыми лозунгами свободы.
Начало девятнадцатого века отмечено появлением двух гениев русской поэзии: А.С. Пушкин (1799-1837) и Ф.И.Тютчев. И уже в 1820 г. они вступают в полемику друг с другом! Но вот как оценивает эту полемику критик Н.Я.Берковский в предисловии к малогабаритному изданию Ф.И.Тютчева (1962 г.): "…нас не должны смущать непосредственные политические высказывания Тютчева, холодные и вялые слова, написанные им по поводу "вольности" Пушкина, едва ли дружелюбные строки, обращённые им к декабристам. Тут перед нами не весь Тютчев, не самый бесспорный. Тут больше биографии Тютчева, чем поэзии его…". Этот критик явно отрывает мировоззрение Тютчева от содержания его поэзии ссылкой на какую-то не ту "биографию" поэта. Пушкин писал о служении Отчизне, но "на обломках самовластья". А Тютчев на опыте Истории знает о постоянном враждебном окружении России, о необходимости сплочения общества и говорит Пушкину:
Но граждан не смущай покою
И блеска не мрачи венца.
Певец! Под царскою парчою
Своей волшебною струною
Смягчай, а не тревожь сердца!
Здесь видно, что Тютчев выступает как государственник, а Пушкин как борец за свободу личности. Вечное противостояние в российской Истории!
В знаменитом стихотворении "Славянам" (1867 г.), которое не мог не знать Н.М.Рубцов, поэт-дипломат Ф.И.Тютчев предупреждает напористых западных политиков:
Они кричат, они грозятся:
"Вот к стенке мы славян прижмём!"
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своём!..
Н.М.Рубцов в середине 60-х годов 20-го века уже хорошо ориентировался в нашей Истории (брал книги Карамзина "История государства Российского" в библиотеке по специальному разрешению; книги были спрятаны от широкого русского читателя идеологами-космополитами). Рубцов понимал необходимость централизации власти в России. Вот что пишет поэт в стихотворении "О Московском Кремле":
Страшнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далёкий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
Конечно, признаком любой высокой поэзии является соблюдение ритма и наличие нетривиальных рифмы и образов. Но мастерство ритмических построений это ещё не поэзия. Или это русскоязычная поэзия. Потому что настоящая русская поэзия основана на традиционном православном мировоззрении и патриотизме, народных песнях, земледельческих и бытовых обрядах, то есть на генетическом мировоззрении национального поэта, если оно не искажено запрограммированным перевоспитанием по какой-либо "новейшей современной" идеологии.
И следующий фактор должен присутствовать: непринуждённость стихосложения должна быть обязательно связана с народным русским языком. А вот первичное знание языка зависит от среды детско-юношеского проживания и воспитания. Думаю, что все понимают, что воспитание в дворянских семьях и в крестьянских сильно различалось как по направленности, так и по языку. Поэтому можно определённо различать "дворянскую" (сословно-элитарную) русскую поэзию (Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Полонский и др.) и крестьянскую (народную) поэзию (Кольцов, Никитин и затем Есенин). Но оба вида этой сословной поэзии роднила любовь к Родине, России, к общей Истории. В этом было духовное единство элиты и народа.
А социальное равенство (в историческом аспекте) или самое сбалансированное неравенство было достигнуто лишь в советскую эпоху, когда официальная зарплата члена Политбюро составляла 1200 рублей, средняя зарплата рабочих и служащих — 200 рублей, прожиточный минимум порядка 70 рублей, а система обслуживания высшей элиты (членов ЦК КПСС, министров) в принципе мало отличалась от аналогичной для большинства представителей хозяйственной, технической, гуманитарной и рабочей среды.
С начала XX-го века в условиях нашествия разночинной интеллигенции поэзия в России разделилась на множество течений. Декадентско-ритмическое направление с пропагандистским приспособленческим уклоном возглавлял Маяковский, а графоманское с тем же уклоном — Демьян Бедный. Традиционное русское направление продолжали Есенин и Блок. Стихи многих "городских" поэтов (стихотворцев) были зачастую оторваны от народной жизни. И только Великая Отечественная война 1941-1945 г.г. развернула мышление многих советских поэтов на реальность бытия и на народность.
До поступления в Литературный институт им. А.М.Горького Н.М.Рубцов хорошо знал поэзию А.В.Кольцова, С.А.Есенина, Д.Кедрина. С 1962 года в условиях системного преподавания литературных знаний Рубцов глубоко знакомится с поэзией Тютчева и русских национальных поэтов XIX века. И с этого периода стихи Рубцова приобретают классический стиль, связанный с богатством народного русского языка. Некоторые критики пишут о мнимом несовершенстве рубцовского стиха просто в силу того, что сами они воспитывались в другой, например, академической и городской среде. О такой образованщине интеллигенции в 1970-е годы хорошо сказал критик М.П.Лобанов. А общие знания — это ещё не глубина понимания национального стихотворного процесса.
Чем смог дворянин Тютчев в области поэзии привлечь сельского Рубцова?
По мнению автора, Тютчев показал Рубцову словарную отточенность поэтической конструкции, непринуждённость ритмики и рифмы, высшее понимание исторической ситуации. И даже в своих лирических стихах, в условиях личной семейной трагедии Тютчев выдерживает тональность, не опускается до "вселенского и индивидуального плача".
Классическое стихотворение Тютчева — это салонный задушевный романс:
Я встретил вас — и всё былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое —
И сердцу стало так тепло…
Классическое лирическое стихотворение Рубцова — это народная задушевная песня "Букет"
Я долго буду гнать велосипед
В глухих лугах его остановлю
Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю.
Ряд названий и содержание стихов Тютчева корреспондируются с лирическими темами Рубцова. У Тютчева и Есенина Рубцов нашёл обращение к душе, как носительнице русского понимания окружающего мира. Недаром Рубцов говорил о себе: "Я — аристократ духа". И никто из друзей не возражал.
Вот что аристократ по происхождению Тютчев говорит о душе:
О вещая душа моя,
О сердце, полное тревоги —
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!…
Интуитивно Тютчев пишет о возможной раздвоенности своей души. У Рубцова полное единение с душой: "Я клянусь: Душа моя чиста", "Давно душа блуждать устала…", "Когда душе моей сойдёт успокоенье…"
Рубцов говорит о Тютчеве в известном монологе "О гениальности": "…Опять оставляю экскурс во французскую поэзию. Перехожу к русской. Тютчев. Он прожил долгую, такую прекрасную, плодотворную жизнь. Он за 72 года своей жизни написал всего двести стихотворений. И все шедевры. До одного. Шедевры лирические: "Есть в осени первоначальной…", "Зима недаром злится…", "Люблю грозу…" И несколько стихов политического содержания. Стихов очень сильных".
Гениальный поэт и остроумный собеседник, Тютчев удивил либеральный высший свет пониманием европейской идеологии и политики. Именно в России, после возвращения из-за границы Тютчев создал большинство своих поэтических шедевров. Своему творческому предшественнику Н.Рубцов посвящает стихотворение "Приезд Тютчева", где говорит:
Он шляпу снял, чтоб поклониться
Старинным русским каланчам…
А после дамы всей столицы
О нём шептались по ночам.
И офицеры в пыльных бурках
Потом судили меж равнин
О том, как в залах Петербурга
Блистал приезжий дворянин.
Тютчев знал главное: нельзя русским людям враждовать из-за сословности и различий в политических взглядах, потому что Россия постоянно находилась и находится под угрозой зарубежной интервенции: ранее это была открытая военная, сейчас духовная — последняя, самая изощрённая — посредством хитро-мудрых программ, измышлений бульварных газет и журналов, руководимых сексуально озабоченными и прекрасно оплаченными редакторами.
Тютчев был за эволюционный путь развития, против выяснения, чья идеология правее. В этом состоит также высшая мудрость простого народа, которую принимают за долготерпение. Революции и бунты рождались как стихийный протест против неспособности власти эволюционным путем решить назревшие социальные и духовные проблемы. А менталитет русского народа перемалывал не одну инородную идеологию. Даже пролетарский интернационализм был переработан в русско-советский патриотизм в середине 30-х годов 20-го века при противоречивом тоталитаризме и действиях части элиты, заражённой русофобией и космополитизмом.
По направленности поэзии Рубцов органически связан с Тютчевым. Из одного неиссякаемого глубинного источника они черпали чистую воду поэзии. Они слышали музыку и слова песен в том русском (по менталитету) потоке звуков, в который они заходили подсознательно. Вот Тютчев пишет:
Впросонках слышу я — и не могу
Вообразить такое сочетанье,
А слышу свист полозьев на снегу
И ласточки весенней щебетанье.
Вот и Н.Рубцов пишет: "Я слышу звуки, которых не слышит никто…". И всё-таки поэты дворянские писали о народной жизни созерцательно, средой их общения были салоны, где они искали Истину. А для крестьянских поэтов средой обитания была земля, как источник жизнеобеспечения, русская природа, река, лес, поле, луг, берёзы, лесные и домашние звери. И духовное отражение жизни — песни, пляски, хороводы, вышивание, светские и православные обряды. И, наконец, понимание божественного происхождения всего окружающего мира, которое Рубцов представляет в стихотворении "Ферапонтово":
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
Последний штрих в духовной картине "Ферапонтово" наносит поэт строками: "И казалась мне эта деревня чем-то самым святым на земле". Н.Рубцов ещё летом-осенью 1964 года в добровольно-принудительной ссылке в селе Никольском Тотемского района, за 6 лет до гибели осознал силу своей поэзии и свою задачу в области русской поэзии, когда написал:
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..
В этом и состоит связь Времён и творчества обоих национальных поэтов: говорить о народной жизни и ходе Истории искреннее Слово. И нет таких нормальных критиков, которые стали бы в открытую оспаривать Истину о том, что именно Рубцов в 1960-е годы блуждания мысли гуманитарной интеллигенции продолжил и поддержал традиционное народно-патриотическое направление в русской поэзии и общественной жизни.
"Московский литератор", № 6, март 2007 г.
Опубликована также на сайте "Звезда полей", май 2006 г.
Прим. Немного истории. Авторская статья «Ф.И. Тютчев и Н.М. Рубцов» весной 2004 года была передана на публикацию в газету «Российский писатель», свёрстана, принята главным редактором Н.Дорошенко, опубликована (я читал лично) в сигнальном экземпляре (!!!) газеты, но появившийся в редакции, неожиданно принятый как зам. редактора газеты Борис Лукин, просмотрел всю газету, увидел мою статью, удалился к секретарю СПР Г.В. Иванову, вернулся и сообщил о замене статьи (срочно стал сочинять что-то своё). Так в последний момент была снята статья и заменена другим материалом. В ноябре 2004 года ЛМС «Родник», входящий в Московский Рубцовский центр, провёл во Дворце культуры «Красный Октябрь» литературно-музыкальный вечер «Тютчев и Рубцов», посвящённый 200-летию со дня рождения Ф.И.Тютчева. Текст авторской статьи в июне 2006 г. передал на публикацию в газету "Московский литератор".
..........................
Статья № 5. Юрий Кириенко-Малюгин. РУБЦОВ и Методика ОЦЕНКИ НАРОДНОСТИ ПОЭЗИИ (январь 2007 г. - сайт "Звезда полей" и из книги "Поэзия. Истина. Рубцов." - ноябрь 2007 г.)
Раздел 1. Простота и глубина поэзии Рубцова
1.1.Первые стихи, овладение приёмами стихосложения.
В юности (1950-1955 г.г.) ряд стихотворений выполнен Н.Рубцовым в русском традиционном стиле («Два пути», «Деревенские ночи», «Первый снег»), что объясняется складывающимся мировоззрением начинающего поэта на базе классического преподавания литературы в то время в советской школе и в техникумах. В 14 лет в стихотворении «Два пути» Рубцов задумывается о смысле протекающей жизни:
180
Но мечтая, видимо, о чуде,
По нему по тракту, под дождём
Всё на пристань двигаются люди
На телегах, в сёдлах и пешком.
А от тракта, в сторону далёко,
В лес уходит узкая тропа.
Хоть на ней бывает одиноко,
Но порой влечёт меня туда.
В 17 лет Рубцов создаёт первый лирический шедевр «Деревенские ночи»:
Пусть ромашки встречные
от копыт сторонятся,
Вздрогнувшие ивы
брызгают росой, –
Для меня, как музыкой,
снова мир наполнится
Радостью свидания
с девушкой простой!
…………………………………………………..
Всё люблю без памяти
в деревенском стане я,
Будоражат сердце мне
в сумерках полей
Крики перепёлок,
дальних звёзд мерцание,
Ржание стреноженных
молодых коней…
Во время службы на флоте (1955-1959г.г.), понимания необходимости защиты Родины многие стихи наполнены патриотической тематикой и грустью временного расставания с малой родиной. Рубцов знакомиться с творчеством Есенина, Кедрина. Во время занятий в литературном объединении «На страже Заполярья» Рубцов имел возможность слушать и оценить творчество товарищей-поэтов и совершенствовать технику
181
стихосложения. Уровень участников литобъединения был довольно высокий, если напомнить, что около 20 моряков (матросов и офицеров) позднее стали членами Союза писателей СССР. Хотя газетная тематика была во многом заданной (военно-патриотическое направление), Рубцов в отдельных стихах («Ты с кораблём прощалась», «Северная берёза», «Грусть») поднимается на очень высокий уровень духовно-эмоционального отражения наблюдаемых картин прощания и встреч, воспоминаний о родных краях. Смотрите фрагмент из стихотворения «Грусть»:
Любимый край мой, нежный и весёлый,
Мне не забыть у дальних берегов
Среди полей задумчивые сёла,
Костры в лугах и песни пастухов.
В Ленинграде (октябрь1959г. – июль1962г.) Рубцов общается с городской гуманитарной интеллигенцией, тяготевшей к словесной эквилибристике, рифмачеству, игре на оригинальность, нерусским по сути словообразованиям, эстрадчине и ёрничанью над действительностью. Заплывая с городскими поэтами в этот поток литературщины, Рубцов пишет иногда ритмизированные стихи, в которых ощущается стиль Маяковского («В океане», «Я весь в мазуте…», «На берегу», «Бывало, вырядимся с шиком…», «Сколько водки выпито…»). И в то же время Рубцов не впадает в философские бредни. Например, в стихотворении «В кочегарке» поэт практически документально приводит разговор со своим новым «большим» начальником – кочегаром во время поступления на работу в такое элитное заведение.
В топке шлак ломал с размаху
Ломом, красным от жары.
Проступали сквозь рубаху
Потных мускулов бугры.
Бросил лом, платком утёрся.
На меня глаза скосил:
– А тельняшка, что, для форсу? –
Иронически спросил.
182
Я смеюсь: – По мне для носки
Лучше вещи нету, факт!
– Флотский, значит?
– Значит флотский.
– Что ж, неплохо, коли так!
Кочегаром, думать надо,
Ладным будешь, – произнёс.
И лопату, как награду,
Мне вручил: – Бери, матрос!..
В стихах этого периода поэт через понятия Справедливости и радость бытия выражает самоиронию, адекватное отношение к жизненным ситуациям, не опускаясь до ёрничанья. Память о селе Никольском, о Тотьме, о друзьях детства и юности не оставляют поэта. Рубцов создаёт «Видения в долине», «Добрый Филя», «Долина детства», «Старый конь»… Перед поступлением в литинститут Рубцов пишет песню двусмысленного содержания «Жалобы алкоголика», которую весело распевали студенты в общежитии и которую слишком умные критики оценивали и оценивают прямолинейно. Но сам Рубцов ни разу не включил эту песню в свои сборники, самоцензура была у него на первом месте. Во время очной учёбы Рубцов получает базовые литературные знания, может сравнить свой уровень поэзии с поэтами, особенно во время застолий. Нигде Рубцов не терял искренности, не лукавил в стихах из-за каких-либо, даже меркантильных соображений. Не менял тексты строк в угоду редакторам.
1.2.Народная философия поэзии Рубцова.
Поэт очень много читал. Не макулатуру лакировочного, эгоцентрического и диссидентского направлений, а русскую классическую литературу: Л.Толстой, Н.В.Гоголь, Ф.И.Тютчев, А.А.Фет, А.Я.Полонский, А.Блок. Рубцов с юности искал смысл жизни, создавал словарное богатство, без которого настоящие стихи не напишешь.
Зимние, летние и осенние поездки в село Никольское в 1963-1965 г.г. обогащают образное мышление поэта картинами
183
русской природы, видами разрушенных православных храмов по любым маршрутам поездок, народными взглядами на жизнь. Его мировоззрение сложились окончательно. Стихи «Тихая моя родина», «Русский огонёк», «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…», «Видения на холме», «Философские стихи», «Журавли», «По вечерам», «Звезда полей», «Душа хранит» свидетельствуют о глубоком философском понимании явлений, с которыми встречается поэт на жизненных дорогах. Н.М.Рубцов применил в творчестве национальный поэтический метод, то есть вложил душу в стихи, раскрыл существо каждого явления: «Купол церковной обители яркой травою зарос…», «Дай Бог, дай Бог!…Ведь всем не угодишь. А от раздора пользы не прибудет…», «И жаль мне, и жаль мне разрушенных белых церквей», «И не леса мне видятся окрест, а лес крестов в окрестностях России», «И разбудят меня, позовут журавлиные крики», «Как будто спит былая Русь», «И счастлив я, пока на свете белом, Горит, горит звезда моих полей», «Как сон столетий, Божий храм».
12 января 1964 года в письме к начинающему автору Рубцов выражает своё видение поэзии:
«Вашего оригинального мировоззрения в стихотворении тоже нет. Вот по всему по этому Ваше стихотворение не произвело на меня впечатления. А жаль. Жаль потому, что человеку, любящему стихи, любому такому человеку всегда бывает радостно, когда он находит в стихах поэзию, т.е. свежую тему, свежий символ, свежее настроение, мировоззрение, мысли, свежие оригинальные слова. И всегда приходиться огорчаться, когда всего этого нет в стихах»…
«Когда я говорю Вам, что тема Вашего стихотворения старая и общая, это ещё не значит, что я вообще против старых тем. Тема любви, смерти, радости, страданий – тоже темы старые и очень старые, но я абсолютно за них и более всего за них!
Потому я полностью за них, что это темы не просто старые (вернее ранние), а это темы вечные, не умирающие. Все темы души – это вечные темы, и они никогда не стареют, они вечно свежи и общеинтересны.
Поэзия идёт от сердца, от души, только от них, а не от ума (умных людей много, а вот поэтов очень мало!). Душа, сердце –
184
вот что должно выбирать темы для стихов, а не голова.
Кое-где у Вас совершенно отсутствуют рифмы, т.е. созвучия на конце строк…Можно, конечно, писать стихи и без рифмы, но почему же тогда в других местах стихотворения они у Вас есть?»
Рубцов критически деликатно разбирает какое-то графоманское произведение и фактически сообщает основы подходов к написанию стихотворений. Заканчивает письмо таким советом:
«Такие недостатки, которые есть, на мой взгляд, в Вашем стихотворении, сейчас довольно широко распространены в стихах и множества других авторов. Причём частенько такие стихи всё же печатают, и если Вы встречаете такого рода стихи в печати, то не думайте, пожалуйста, что так и надо писать. Всем нам надо учиться писать так, как писали настоящие, самые настоящие поэты – Пушкин, Тютчев, Блок, Есенин, Лермонтов. Законы поэзии одни для всех».
В письме в Северо-Западное книжное издательство (весна-лето 1964 г.) в связи с редактированием сборника «Лирика» Рубцов сообщает: «Стихотворение «Уединившись за оконцем» Вы назвали легковесным. По-моему, легковесным следует считать те стихи, которые лишены всякого настроения, а значит, и поэтического смысла, а не те стихи, в которых выражено лёгкое настроение или состояние духа и выражено легко. Иначе стихотворение Есенина, например, «Вот уж вечер, Роса блестит на крапиве. Я стою у дороги, прислонившись к иве» – тоже стихотворение легковесное, а не удивительный шедевр чистоты души и духа….» «Я считаю, что моя позиция, т.е. мои привязанности, моя любовь должны быть понятны по моим стихам, которые я пишу искренне, – и, значит, не нуждаюсь в декларации моей позиции».
Из села Никольского 22 августа 1964 г. Рубцов пишет А.Я.Яшину: «Вообще-то «Вологодский комсомолец» – газета унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые «современные» местные стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т.п., и всё твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да ещё многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас
185
широко распространено на Руси»…
«Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и неплохие и есть вроде ничего. Но написал по другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас».
В ноябре 1964 г. Рубцов пишет А.Яшину: «Только я вот в чём убеждён, Александр Яковлевич (разрешите мне поделиться своим, может быть нелепым, убеждением): поэзия не от нас зависит, а мы зависим от неё. Не будь у человека старинных настроений, не будет у него в стихах и старинных слов, вернее, старинных поэтических форм. Главное, чтобы за любыми формами стояло подлинное настроение, переживание, которое, собственно, и создаёт, независимо от нас, форму. А значит, ещё главное – богатство переживаний, настроений (что опять не от нас зависит), дабы не было бедности, застоя интонаций, форм…»
Можно сформулировать подходы Н.М.Рубцова к созданию стихотворного произведения:
Подлинное старинное (т.е. национальное), оригинальное и свежее настроение, богатство переживаний, старинные слова и поэтические формы, нестандартные рифмы, выдержанный ритм, темы души – вечные темы, лиризм, естественность, звучность, слова духовного, эмоционально-образного содержания, богатство интонаций и форм, свежие темы, свежий символ, свежее мировоззрение, мысли, свежие эпитеты и оригинальные слова.
Ещё в начале 1966 года поэт заметил опасность духовного и физического разрушения русской деревни (новая или свежая тема в то время), когда написал:
Ах, город село таранит!
Ах, что-то пойдёт на слом!
Меня всё терзают грани
Меж городом и селом.
После поездки на Алтай летом 1966 года, знакомства с необъятными просторами России, памятниками Восточной
186
Скифии поэт пишет в стихотворении «Шумит Катунь» (опубликовано в «Правде» в декабре 1967 г.):
Как мимо башен, идолов, гробниц
Катунь неслась широкою лавиной,
И кто-то древней клинописью птиц
Записывал напев её былинный…
И Чингисхана сумрачная тень
Над целым миром солнце затмевала,
И чёрный дым летел за перевалы
К стоянкам светлых русских деревень…»
Рубцов выходит на совершенно другой уровень поэзии: поэзии-пророчества, поэзии-исповеди и поэзии с подтекстами сознательно или безсознательно зашифрованного смысла. Расшифровать их могли только читатели, которые хранили в душе православные заповеди, хорошо знали суть негативных проблем в обществе (тревога за души русских людей и за будущее детей, за уходящие деревни, за уничтожаемую природу).
Многие критики просто проглядели православную народную философию поэта, решая свои локальные задачи.
1.3.Мировоззренческий разрыв между поэтом, критиками и редакторами ряда изданий.
Не удивителен отказ в публикациях подборок стихов Рубцова со стороны редакторов, которые видели скрытый протест поэта против разрушения духовных сторон жизни народа. Карьеризм и эгоизм срабатывали. Наблюдалось желание «улучшить» стихи Рубцова и/или изъять частично из выпускаемого сборника. Но была поддержка со стороны незашоренных литераторов: Е.Исаев, Н.Сидоренко, Ст.Куняев, Д.Стариков, В.Максимов и др.
Рубцов не стал приспосабливаться под тенденции лакировки действительности, не заботился о впечатлении от своей поэзии, следовал принципам народной философии, применял простонародные слова и обороты, те, которые он слышал в общении на любых перекрёстках судьбы.
187
Не все близкие Рубцову по мировоззрению литераторы это понимали. Например, В.Кожинов писал: «У него (у Рубцова, прим. автора) не так уж мало совсем не удавшихся, не достигших, по слову Блока, гармонии слова и звука стихов, и даже во многих его лучших вещах есть неуверенные или просто неверные ноты…». В.Кожинов даёт ссылку на «эксперта» поэзии, читательницу Юлию Хайрутдинову (1963 г.р.), которая написала: «Конечно, во многих поздних стихотворениях встречаются «неживые» строки, но мне, честно говоря, просто не хочется их замечать…». И ещё одно критическое высказывание В.Кожинова: «В заключение скажу ещё раз о том, что при всей безусловной ценности творчества Николая Рубцова даже в зрелой его поэзии нетрудно обнаружить множество недостаточно совершенных строк и строф». Это означает только то, что В.Кожинов оказался далёк от народного языка, в стихии которого жил Рубцов. Поэт свободно вводил в строфы старые и даже бытовые слова. В.Кожинов в книге «Как пишут стихи» (1968 г., переиздана в 2001 г.) вообще не рассматривает поэзию Н.М.Рубцова, хотя сборник «Звезда полей» вышел в 1967 году и уже тогда был замечен писателями и критиками традиционного русского направления.
Прошу понять меня правильно. Я не обвиняю В.Кожинова, который писал на другом языке, языке академических знаний первоисточников и документального изложения исторических событий. Его исследования творчества Ф.И.Тютчева «Пророк в своём отечестве», а также исследования «Россия. Век ХХ. (1901 – 1939)» и «Россия. Век ХХ. (1939 – 1964) являются знаковыми в области литературоведения и истории России в обозреваемые периоды.
Применяемый в настоящее время газетный язык имеет зачастую жаргонный характер, оторван от традиционного русского языка. Различия в воспитании, образовании, условиях проживания и мировоззрении конкретных литераторов обуславливают различия в понимании творчества конкретного поэта, писателя.
1.4. Словарное богатство поэта, русская разговорная речь и свобода изложения любой темы.
Для того, чтобы писать национальные стихи, надо обладать
188
богатством русского народного языка, быть в постоянном общении с людьми, хорошо знать историю и любить Россию. С.Есенин, например, воспитывался в чисто русской народной среде, закончил церковно-учительскую школу, прекрасно знал славянский язык и поэтому имел полное право изобретать и/или применять непроизвольно образные русские слова: «цветь», «дроги», «спокой в народе», «гладь», «трын-трава», «хмарь», «бронзой прозвенеть» и др. В поэме «Анна Снегина» поэт широко использует народную речь.
Рубцов применял разговорные словечки в стихах естественно, у него очень часто ведётся обращение к знакомому или читателю то с вопросом, то за советом, то с каким-то фактом. Например, ещё в стихотворении «Добрый Филя» Рубцов говорит:
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть…
– Филя! Что молчаливый?
–А о чём говорить?
Ниже курсивом в фрагментах стихотворений выделены слова, которые не могли принять критики с классическим городским образованием. Я предполагаю, что поэт специально не корректировал такую строку, считая, что это и есть природный русский язык. Более того, Рубцов давал возможность читателю домысливать ситуацию, кто и что стоит за нарисованной картиной жизни. Поэт реализовал известное требование к поэту, писателю: «словам должно быть тесно, а мыслям просторно». Привожу фрагменты из стихов Рубцова:
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?
Взгляните ж вы, какие здесь купавы! –
Но разве кто послушает меня…
«Купавы»
За нами шум и пыльные хвосты –
Всё улеглось! Одно осталось ясно –
189
Что мир устроен грозно и прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.
«Зелёные цветы»
Никто до Рубцова не писал, так свободно обращаясь с русским языком, создавая простор для движения мысли читателя.
А рядом – глянь! – худые деревца.
Грустна под ними скудная лужайка,
И не звенит под ними балалайка,
И не стучат влюблённые сердца.
«Взглянул на кустик»
Всю пройду дороженьку до Устюга
Через город Тотьму и леса,
Топ да топ от кустика до кустика –
Неплохая в жизни полоса!
«Подорожники»
Другой бы поэт на месте Рубцова вместо «топ да топ» поставил бы «я иду» от кустика до кустика. А эффект от восприятия ситуации длительного пешего пути был бы снивелирован. И это не приём поэта. Рубцов действительно «топает» по дороге от Тотьмы к Великому Устюгу. И, скорее всего, ловит попутную машину.
И ещё. Ну, какой городской поэт напишет так, как рисует ситуацию Рубцов!
Ему какая-нибудь бабка
Поднять котомку пособит.
«Старик»
Прогудели мои пароходы,
Проскрипели телеги мои, –
Я пришёл к тебе в дни непогоды,
Так изволь, хоть водой напои!
«Посвящение другу»
190
Подмерзая, мерцают лужи…
«Что ж, – подумал, – зайду давай?»
Посмотрел, покурил, послушал
И ответил мне: – Ночевай!
Знаю, завтра разбудит только
Словом будничным, кратким столь.
Я спрошу его: – Надо сколько? –
Он ответит: – Не знаю, сколь!
«На ночлеге»
Пускай сосед поглядывает мутно
И задаёт вопросы поминутно, –
Что ж из того? Здесь можно отдохнуть!
…………………………………………….
Сижу себе, разглядываю спину
Кого-то уходящего в плаще,
Хочу запеть про тонкую рябину,
Или про чью-то горькую чужбину,
Или о чём-то русском вообще.
«Вечерние стихи»
Полюбил я сильнее, чем очень,
Эти звёздные зимние ночи. «Зимняя ночь»
Снег летит – гляди и слушай!
Так вот, просто и хитро,
Жизнь порой врачует душу…
Ну и ладно! И добро. «Выпал снег…»
Чего ж ещё?
С чего бы это снова,
Встречая тихо
Ласку ваших рук,
За светлой рюмкой
Пунша золотого
Я глубоко
Задумываюсь вдруг. «Свидание»
191
Примеры использования Н.Рубцовым разговорной речи можно продолжать и продолжать. Приведённые фрагменты стихов Рубцова и сейчас не пропустили бы многие редакторы из-за «неправильного» (нелитературного) русского языка. И только на Вологодчине, где редакторы газет сами происходили из сельских районов, понимали и принимали стихи Рубцова.
Раздел 2. К методике оценки народности поэзии.
2.1. Направления поэзии в России в связи с Рубцовым.
Отечественная война (1941-1945 г.г.) развернула мышление большинства поэтов на народность. В условиях экстремальной ситуации выживания народов во время войны были созданы песни «Катюша», «Синенький платочек», «Землянка», «Вставай, страна огромная» и др., которые сыграли огромную роль в духовном подъёме народа. Эта тенденция показывает, какая поэзия должна быть определяющей в духовном состоянии общества на любом историческом этапе. Тем более, сейчас, когда ведётся информационная война против России.
Есть поэзия песенная, которая если она традиционна, то она народная. Другие виды поэзии: лозунговая социальная (Маяковский и его последователи), которая выродилась в протестно-критическую (диссидентскую). Маяковский внёс энергетику в стихи («Я достаю из широких штанин…», «Облако в штанах» и т.д.). Но его словообразования и образы вычурны, оторваны от традиционного русского языка, а тем более от славянских корневых слов и духовно-образной символики. Это лозунговая поэзия хороша для выступления перед толпой.
Кто-то из умных людей сказал начинающему поэту: «Ищи родину и найдёшь стихи». Шестидесятники искали недостатки у представителей системы в СССР в 60-80-е годы 20-го века и находили их. Но они не нашли родину – Россию, не понимали простого народа, который незаметно делал Историю державы: строил, защищал родину, растил детей, кормил население. Как известно, критиковать легче, чем заниматься простым нужным трудом. Некоторым мудрецам очень хочется учить военных, технарей, работяг и крестьян, взирая с Олимпа знаний философии Древней Греции и истории Рима.
192
Рубцов писал о селе Никольском: «Здесь – души моей родина». То есть его душа, а не тело, живёт в родных окрестностях (на реке, в лугах, на холмах, на мосту, в лесу, на клюквенном болоте, около разрушенного собора). Непрерывное общение Рубцова с простыми людьми в родных краях,– это поиск свидетельств народного разговорного языка и народного понимания смысла жизни, т.е. народной философии.
На Западе похоже считают, что публикуемое на русском языке и представляемое официально на зарубежных книжных выставках-ярмарках, является русской литературой. В России имеются поэты с мировоззрением, которое никак нельзя отнести к патриотическому. Они не связаны с каким-либо селом, деревней, древним городком, с историческим укладом жизни народа.
До недавнего времени на Западе и не подозревали, что в России в течение более двадцати лет (после начала «перестройки») есть другая литература, ориентированная на государственно-национальные традиции. На Западе даже не представляют, сколько течений сложилось и в этой области патриотического направления литературы.
2.2. Предпосылки оценки уровня и народности поэзии. Восприимчивость поэзии. Певучесть или звучание языка.
Определимся с понятиями, которые взяты из книги С.И.Ожегова «Словарь русского языка», Москва, «Русский язык»,1984.
Понятие – логически оформленная общая мысль о предмете.
Язык – совокупность средств выражения в словесном творчестве, основанных на общенародной звуковой, словарной и грамматической системе, стиль.
Душа – внутренний психический мир человека, его сознание (по Ожегову). Человек, согласно учению Святого Писания состоит из тела и души.
Нация – исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры.
193
Философия – наука о наиболее общих законах природы, общества, мышления.
Справедливость – беспристрастие, действия в соответствии с истиной.
Таким образом, возникает аксиома, что русский язык – это язык русского народа, отражающий его мировоззрение и историческое существование на территории России и служащий для сохранения и развития его традиционной культуры (песни, литература). Любой другой язык также отражает исторически и генетически сложившийся психологический склад этого народа.
Народная философия Рубцова выражает углублённое видение поэтом того многообразного состояния общества, в котором он оказался в силу временного характера пребывания на малой и большой Родине – в России и в СССР.
В песне пропеваются слоги и слова текста. Каждая буква, в основном, не звучит (не «пропевается») самостоятельно в слове, а «прицепляется» к гласной или согласной. Любое написание текста подразделяется в нотном стане по слогам строк. Каждая песня выполнена в заданном ритмическим строе для создания гармонии восприятия всего произведения. Именно структура песни показывает, что оценка уровня поэзии должна определяться словом, которое состоит из нескольких слогов (кроме предлогов и кратких восклицаний).
Слог – звук или сочетание звуков в слове, произносимые одним толчком выдыхаемого воздуха.
Слово – единица языка, служащая для называния отдельного понятия. Самая речь, способность говорить.
Гласная – звук речи (а, о, е, и, й, у, ы, э, ю, я) образуемых с меньшим участием шумов в полости рта, чем согласные звуки, а также буквы, изображающие такие звуки.
Согласная – звук речи, производимый шумом, получающимся от трения струи воздуха между преградами в органах речи (напр. в, ф) или от взрыва при размыкании сомкнутых органов речи (напр. б, л), а также о буквах, изображающих такой звук.
На прошлогодней конференции «Рубцовские чтения – Москва 2006» поэт и автор-исполнитель Э.Любенко отметил следующее: «К слову о певучести. Наверно, не случайно именно поют, а не
194
бормочут в наших церквях, поют птицы и даже волки, поют ангелы, славя Господа, поёт душа, когда думаешь о Высоком. Видимо, пение как смысл, положенный на гармонический колебательный ряд, является оптимальным каналом связи нашего материального мира с горнем, которые оба сотворены Словом, т.е. колебанием предвечного носителя (эфира?). Не потому ли так хочется петь стихи (тоже ритмическая колебательная система) истинно русских поэтов, таких, как Есенин и Рубцов?»
Русский язык является одним из наследников праславянского языка. Также как украинский, чешский, польский, белорусский, сербский. И в структурах песни эти славянские языки близки. Особенно русский, украинский, белорусский и сербский.
Песенность языка определяется общим количеством букв, а главное количеством гласных. Сейчас в нашей азбуке 33 буквы. Для сравнения в немецкой азбуке 24 буквы. И в этом смысле русский язык является самым богатым по содержанию. Несмотря на то, что Петр Первый (в начале 18-го века) сократил нашу азбуку на 12 гласных, а руководители антиправославных переворотов 1917 года в России удалили из азбуки ещё 3 гласные. Сменили православный календарь на католический. И ликвидировали Российскую державу, образовав обезличенный для русского народа СССР. В результате проведённых сокращений русской азбуки, русские практически не могут и перестали читать древние и не очень древние исторические документы. И главное, проведено языковое разделение родственных славянских народов. Но корни слов сохранились или тождественны.
Древность русско-славянского языка обуславливает его образность, как национальную черту обладателей этого языка. Подтверждена связь славянского (и отсюда русского языка) с древнейшим языком этрусков, живших в районе Средиземноморья и Причерноморья почти 4000 лет назад. Древние языковые памятники этрусков на каменных плитах представляют собой линейную систему записи информации и были расшифрованы только с помощью старославянского языка. Сведения о перемещении выходцев с Южного Урала
195
(синташтинцы) на юг (Крит и Аппенины) и даже север Европы за 2000 лет до рождества Христова приведены в книге А. Дмитриенко. «Памятники слогового письма древних славян». Этрусские надписи. Фестский диск. Линейное А и Б. Издательство «Белые альвы», М. 2001. Многие языковые памятники исчезли в силу исторических событий. Но остались археологические. Исследование древнего города Аркаим на Урале, расположенного на 52 градусе северной широты, показало, что наши предки (синташтинцы) обладали самой высокой культурой в области астрономии. Аркаим – это сложная обсерватория, которая позволяла наблюдать при помощи самих крепостных конструкций и расположенных в окрестностях искусственных точек-ориентиров все 18 астрономических явлений, связанных с солнцем и луной. Разрекламированная обсерватория на Британских островах Стоунхендж-3 (Стоунхендж-1) была построена на 1200 лет позже обсерватории Аркаима и что неслучайно также на 52 градусе широты. Но Стоунхендж-3 фиксировал только 15 астрономических явлений. Известно, что критские мореплаватели уже в те времена знали Британские острова.
В книге «Славянский корнеслов». Язык наш – древо жизни на земле и отец наречий иных» (издание фонда славянской письменности и культуры, С.-Петербург, 2002) приводятся корни слов славянского происхождения, которые используются в западно-европейских языках. Кропотливый анализ смежных по смыслу слов показал, что славянский язык является праязыком. За многовековой период языки претерпели изменения в произношении, но корни сохранились.
На многих памятниках культуры мы видим персонажи, которые играют на музыкальных инструментах. И только человек, как разумное существо, смог соединить музыку и Слово в единое произведение.
Известно, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Русский композитор Свиридов впереди музыки ставил Слово. Привожу его высказывания:
«Художник призван служить, по мере своих сил, раскрытию Истины Мира. В синтезе Музыки и Слова может быть заключена эта истина.
196
Музыка – искусство безсознательного. Я отрицаю за Музыкой – мысль, тем более какую-либо философию. То, что в музыкальных кругах называется Философией, есть не более, чем Рационализм и диктуемая им условность (способ) движения музыкальной материи. Этот Рационализм и почитается в малом круге людей Философией.
Слово же несёт в себе Мысль о Мире (ибо оно предназначено для выражения Мысли). Музыка же несёт Чувство, Ощущение, Душу Мира. Вместе они образуют Истину Мира».
Однако многие дарвинисты, которые обосновывают происхождение человека, а значит и своё от обезьяны, помалкивают о божественном происхождении человека и окружающего мира, то есть о Первичности Слова.
2.3. Методика торсионного эффекта или оценка поэзии по абрису буквы.
Если исходить из впечатления восприятия, то следует признать, что поэзия несёт отрицательный заряд или положительный и вызывает соответствующий отклик в душе читателя. Правда, читатели у нас различаются по происхождению, воспитанию, религии, наличию души или по её временному отсутствию. Есть нейтральные ритмически выдержанные стихи, которые не вызывают никакой определённой реакции у читателя, имеют описательный характер.
На конференции «Рубцовские чтения – Москва 2006» был представлен доклад поэта и физика А.Обухова, в котором приведена методика оценки стихов вообще и Рубцова в частности посредством анализа словесного (фактически буквенного) узора на основе торсионного эффекта. А.Обухов приводит обоснования:
«Рассмотренный выше словесный орнамент стихов Николая Рубцова являет прекрасное, но видимое как бы издали, обобщенное лицо его лирики, которое при сближении с ним дополнительно являет удивительные детали, которые чаруют воображение читателя и, наполняя Душу богодухновенным, вздымают её – устремляют к Творцу! Эта деталировка, проработка общего словесного узора стихов тесно связана с
197
п и с ь м о м, т.е. буквенным отражением, закреплением мысли и чувства на бумаге.
Поскольку одним из основополагающих моментов п и с ь м а является форма, начертание, абрис буквы, то именно o влиянии очертания буквы на энергетический, духовный потенциал Слова и строфы далее и пойдёт речь.
Из достижений физики последних десятилетий ХХ века, создавшей на основе торсионного эффекта теорию Единого информационного поля Вселенной, следует, что мысль создаёт реально существующую форму материи – мыслеформу, которая может нести как положительный потенциал, идентифицируемый с понятием Добро, так и отрицательный – Зло. Также доказано опытами, что форма предметов, знаков, букв, символов несёт в себе положительный или отрицательный потенциал энергии. Величину этой энергии можно измерить и оценить единицами торсионного контраста – ТК…»
Торсионный метод оценки, проведённый по контурам каждой буквы, дал плюсовые и минусовые значения каждой строчной и прописной буквы, которые были приведены в таблицах.
А.Обухов предложил на основе приведённых значений каждой буквы проводить расчёты величины торсионного эффекта стихотворения. В результате, каждая строка, затем строфа, и затем стихотворение в целом, по мнению автора, получают величину с положительным или отрицательным потенциалом.
Эта методика недостоверна по следующим причинам:
1. Слова положительного и отрицательного духовного потенциала получают плюсовую величину, т.к. большинство букв имеет плюсовой торсионный контраст. То есть слова,
несущие понятия Добра или Зла, невозможно знаково идентифицировать. Система оценки по абрису буквы не может полностью отразить уровень поэзии автора, т. к. не виден духовный потенциал поэзии.
2. Приведённые значения торсионного контраста целого ряда букв вызывают сомнения в достоверности метода оценки. Например, гласные е и ё и согласные ж и з имеют одинаковые величины (+3). Хотя по звучанию (во время речи или пения) они явно не равноценны по восприимчивости.
198
3. Методика вообще не учитывает значимости (духовности или бездуховности) слова в строке и строфе стихотворения. Проигнорировано первая аксиома Библии: «В начале было Слово». Буква, как таковая, не отражает наблюдаемое явление, не может дать образ предмета.
Можно почувствовать, как буквы шипящие и некоторые звонкие согласные, имеющие «рогатый вид» (абрис буквы), притормаживают движение языка при произнесении речи и в общении. Особенно это заметно в пении. Идентифицировать это явление можно, если представить, что вращение виртуального контура (поля) внутри поля (очертания) буквы встречают препятствия и тормозятся. Поэтому к каждой согласной добавляется гласная и образуется слог. Корень слова содержит один или два слога. Имеются слова, содержащие два или несколько корней. Слова часто имеют приставку и окончание.
Система оценки корневая одно или многослоговая представляется наиболее достоверной. Напомним, что большее количество слогов носят вспомогательный характер и создают на базе корня новые понятия, образ явления или предмета, придают корневому Слову эмоциональный оттенок.
2.4 . Духовно-смысловая методика оценки стихотворения.
Система оценки поэзии должна быть корневая духовно-смысловая. Поэзия положительного потенциала, поэзия Добра и Любви, поэзия-исповедь, поэзия-предвидение вызывают сопереживание читателя, «возбуждающие» душу. Рубцов интуитивно, на генетическом уровне записывал стихами народную философию, предвосхитил в атеистические годы 20-го века духовно-светское направление русской поэзии. Которое основано на понимании божественного происхождения окружающего мира. Кроме рукотворных достижений прогресса.
Сравнение стихотворений народного поэта Н.Рубцова и раскрепощённой «поэтессы» Л.Дербиной показывает, что Николай Рубцов являлся носителем православных идей Добра и общинности, а Людмила Дербина – языческих идей, эгоизма и эгоцентризма. Явный вампиризм «вылезает» из стихов заезжей «поэтессы». Анализ духовного содержания текстов,
199
противостоящих по взглядам поэтов, позволяет выявить тенденции в использовании авторами массивов слов (словарный багаж) с положительным или отрицательным потенциалом.
Составим примерный перечень слов положительного потенциала, объединив их в смысловые группы:
Государственно-патриотические символы: Родина, Россия, Русь, Отчизна, село, деревня, родной город, память.
Малая родина: дом, домик, околица, окно, крыльцо, горница, сени, холмы, луг.
Родовые слова-понятия: мать, отец, бабушка, дедушка, дети, дочь, сын, братья, сёстры.
Духовно-православные символы: Душа, Господь, Бог, ангел, церковь, собор, монастырь, храм, Рождество, Крещение, Пасха, Воскресение, Вознесение, Троица, Богородица, икона, поклон, завет, уединение, успокоение, молитва и др.
Природа: река, озеро, лес, поле, роща, бор, опушка, косогор, берёза, клён, дуб, ясень, листья, дрова, жнивьё, трава, стога.
Славянские символы: хороводы, масленица, бубенцы, сани, телеги, гадание, венок, ямщик, тройка, солнце, звезда, диво, луч, красота, грусть, напев, свадьба, жених, невеста, гости, пенье, смех, говор, костёр, баня, овин, жнивьё, долина, горка, сани, дары и др.
Природные явления: рассвет, закат, утро, день, вечер, ночь, снег, мороз, дождь, оттепель, роса, ветер, ураган, молния, гром.
Животный мир: журавли, лебеди, лошадь, жеребёнок, собака, кошка, котёнок, корова, телёнок, лебеди, гуси, утки, куры и т.д.
Флора: цветы, роза, ромашка, купавы, василёк, анютины глазки, лютик, георгины, астры.
Времена года: весна, лето, осень, зима.
Грибы: опята, белый, подберёзовик, подосиновик, маслята, рыжик, грузди.
Ягоды: клюква, смородина, малина, калина, морошка, земляника, брусника, черника, костяника.
Святые русско-славянские понятия: Добро, Любовь, Надежда, Вера, дружба, справедливость, братство.
Песенно-музыкальные символы: песня, музыка, гармошка, балалайка, гитара, струна, нежные звуки, хор, строка, стихи и др.
Эпитеты (прилагательные): неведомый, таинственный,
200
волшебный, весёлый, родимый, святой, счастливый, родной, приветливый, небесный, притихший, жалобный, чистый, прекрасный, тихий, нежный, ромашковый, васильковый.
Световые краски: золотой, серебряный, светлый, белый, зелёный, зимний, осенний, жёлтый, красный, пшеничный, синий.
Сказуемые: вернуться, цвести, ликовать, играть, ехать, плыть, скакать, жалеть, плясать, петь, обнять, наградить, уладить и др.
Народные слова и обороты: столь, сколь, ночевай, какие здесь, разве кто, изволь, зайду давай, топ да топ, сижу себе, чем очень и др. (из поэзии Рубцова).
Приведённые слова имеют древние славянские корни. В книге «Славянский корнеслов» сообщается: «Новейшие языки не могут служить нам образцом. Они по необходимости должны заимствовать слова свои из других языков; но наш древний язык не имеет в том нужды. Он может из каждого собственного корня извлекать ветви, сколько ему потребно. Вся осторожность должна состоять в том только, чтобы знать свой язык и уметь согласно с разумом и свойствами его извлекать сии
ветви…» Вот это требование должен выполнять поэт, вводя новые словообразования в текст. Такой поэт, как Рубцов, обладая богатством народного языка, применял слова, не задумываясь, интуитивно, и русский читатель принимал их как свои родные.
Недоговор поэта по сюжету (отдельные и суммарные поэтические элементы в строках) дают читателю простор для размышления, для додумывания заложенного автором смысла строки, строфы, стихотворения в целом.
Составим примерный перечень слов отрицательного потенциала, объединив их в смысловые группы:
Антидуховные: Люцифер, Дьявол, чёрт, Дракула, Голгофа, сатана, гордыня, ведьма, бездна, могила, забытьё, отрава, обман.
Природа: болото, яма, пропасть, обрыв, волчье лыко.
Характеристики: дураки, западня, мятеж, раздор, злость, драка, безчинство, бездна, безумец, идиот, как зверь, острые клыки, глотки, пасти.
Животные: волк, волчата, волчица, клыки, рысь, кабан, осёл, вороньё, коршун и др.
Явления природы: ураган, вьюга, туча, метель, буря.
201
Сказуемые: рычать, кричать, разрушать, сметать, погубить, разорвать, загнать, загрызть, глотать, рвать, ломать, изменять.
Световые краски: чёрный, болотный, гнилой, тёмный.
Растения: лебеда, полынь, лопух, осока, чертополох, бузина.
Эпитеты: звериный, тоскливо, смутно, темно-кровная, необузданная, мятежная, проклятый, раскалённый, враждебный,
зловещий, унылый, гнилой, крутой.
Слова жаргонного характера.
Образы Тьмы: полночь, око луны, чернота.
Иностранные современные термины в «поэзии». Как правило, не имеют духовного смысла.
Разумеется, читатель мог бы внести дополнения. Охватить в данной статье огромный массив слов традиционного славянского происхождения, а также русскоязычных словообразований и иностранного языкового «мусора» за последние 300 космополитических и 100 атеистических лет и классифицировать их представляет собой специальную трудоёмкую разработку.
Ниже представлена принципиально духовно-смысловая методика оценки стихотворения по применяемым словам в строфах. Присваивая положительный или отрицательный балл по смыслу ключевому (корневому) слову в строке (при нейтральных других) можно получить потенциал каждой строки, строфы и стихотворения в целом. Путём такой оценки выбранного массива стихов можно оценить направленность творчества поэта в целом.
Рассмотрим фрагменты стихотворения Н.Рубцова:
Привет (+1), Россия (+1) – родина (+1) моя!
Как под твоей мне радостно (+1) листвою (+1)!
И пенья нет (-1), но ясно слышу я
Незримых (+1) певчих пенье (+1) хоровое (+1)…
Итого потенциал строфы +7.
Как будто ветер (-1) гнал меня по ней,
По всей земле (+1) – по сёлам и столицам!
Я сильный (+1) был, но ветер (-1) был сильней,
И я нигде не мог остановиться. (-1)
202
Итого потенциал строфы – 2.
Привет (+1), Россия (+1) – родина (+1) моя!
Сильнее (+1) бурь (-1), сильнее всякой воли
Любовь (+1) к твоим овинам у жнивья (+1),
Любовь (+1) к тебе, изба (+1) в лазурном поле (+1).
Итого потенциал строфы + 7.
Во второй строфе Рубцов даёт описание ситуации, которая не создаёт положительного отклика в душе. Фактически он рисует картину своего поражения-отступления под обстоятельствами жизни. Но поэт противопоставляет этот мини-сюжет последующим в стихотворении. И на этом контрасте, который возникает под пером Рубцова, читатель ощущает, как поэт побеждает духовно силу Зла (ветер, бурю) своей радостью встречи с образами малой и большой Родины (пенье хоровое, изба, лазурное поле, овины у жнивья, любовь).
Рассмотрим фрагмент «стихотворения» Л.Дербиной по данной методике:
Волчица (-1) я. Ты понял слишком поздно, (-1)
Какая надвигается гроза. (-1 для строки)
В твои глаза в упор глядят не звёзды (-1),
А раскалённые (-1) мои глаза.
Итого – 5.
Железной (-1) шерстью дыбится (-1) загривок,
И нет сомненья ни в одном глазу, (-1 для строки)
Как я свою соперницу игриво, (-1 для строки)
Почуяв, загону (-1) и загрызу (-1).
Итого – 6.
В отдельных случаях и народный поэт может написать стихотворение с использованием большинства слов отрицательного потенциала для отражения отрицательных
203
явлений и впечатлений. Но это будет исключение в его творчестве, особенно если он находится в материальном и/или духовном тупике. Поэт, используя слова и образы мрачных или светлых тонов, создаёт в стихотворении настроение тревоги при ощущении опасности (от сил Тьмы) или несёт радость ожидания Света. Рубцов, как правило, на светлых тонах (с надеждой) или с поиском смысла для читателя заканчивал свои стихотворения.
У поэтов духовного государственно-патриотического направления есть стихи на уровне предвидения и пророчества. У Рубцова таким стихотворением является «Русский огонёк». Начало стихотворения сразу создаёт ощущение тревоги, применяемые слова в строках несут настораживающий (отрицательный) потенциал восприятия («томительный мороз», «снега оцепенели», «небо тёмное», «глушь», «в мёртвом поле»). И вдруг следует надежда на спасение от Рубцова:
Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…
И далее по строфам наблюдаются непрерывные повороты восприятия. Сострадательные: «Как много жёлтых снимков на Руси», «Огнём, враждой земля полным-полна», «Будет ли война?», «Ведь всем не угодишь», «Она смотрела, как глухонемая». Или с надеждой: «Дай Бог, дай Бог…», «Господь с тобой! Мы денег не берём!». И затем следует заповедь Рубцова (автором даны понятия с большой буквы):
За всё Добро расплатимся Добром!
За всю Любовь расплатимся Любовью!
Во многих изданиях в этих представленных строках «добро» и «любовь» пишутся с маленькой буквы. И тогда даже у некоторых профессиональных критиков возникала и возникает мысль, что здесь у Рубцова наблюдается тавтология. Такое мнение приходилось слышать. А ведь поэт говорит: – Не надо за Добро расплачиваться Злом! Это высший смысл. Рубцов выразил библейскую заповедь: «Возлюби ближнего, как самого себя!» Поэт
204
в конце стихотворения благодарит русский огонёк, который фактически как маяк светит путнику в поле бездорожном.
Можно часто встретить графоманские стихотворения, в которых применяются слова положительного потенциала (патриотической направленности). Которые после публикаций попадают под ёрничанье либеральной критики. Оценить низкий художественный уровень можно путём выявления шаблонных сочетаний слов, шаблонных рифм, смысловых противоречий в строках.
Особняком стоят песенные тексты. Низкий уровень поэзии завуалирован часто мелодичными музыкальными решениями, а на концертах – дизайнерским оформлением сцены, световыми и шумовыми эффектами. Но тексты часто носят эгоистический характер. Широко применяется эффект узнавания жизненной ситуации: аэродром, улица, асфальт, звонок, телефон, машина, вокзал, ночь, бар, бокал вина, артист, подруга. Об этом уже не раз писали критики государственной духовной ориентации.
Исходя из вышеизложенных обоснований можно сформулировать, что является основным при создании стихотворного произведения на русском языке:
1. Использование словарного богатства русского языка, особенно слов духовного, эмоционально-образного содержания при отражении любой темы.
2. Отражение в поэзии светлых духовных тем, отражение негативных и положительных тенденций в обществе и подлинных оригинальных (незаимствованных) настроений. Что вызывает сопереживание читателя, ответную реакцию.
3. Применение выдержанных поэтических форм и ритма, нестандартных, но созвучных русскому языку рифм, свежих мыслей, образов, символов, эпитетов и оригинальных слов в контексте национальных основ языка.
Формализовать, то есть математическими методами отразить духовность отдельно взятых стихотворений и поэзии в целом, представляется возможным. Принципы духовно-смысловой методики оценки стихотворения и поэзии:
1. Проводится оценка заложенных поэтом светлых ассоциаций (положительных эмоций) или тёмных (отрицательных
205
эмоций) для каждой строки каждой строфы по смыслу. Наличие слов с положительным или отрицательным потенциалом позволяет уточнить направленность строки.
2. Проводится оценка духовности/бездуховности каждой строфы по потенциалу всех строк.
3. Заключительная строка для строфы является определяющей для оценки положительного или отрицательного восприятия смысла строфы.
4. Заключительная строфа стихотворения является определяющей для выявления духовности или бездуховности произведения в целом.
5. Уровень произведения определяется при соблюдении основных требований по ритму, рифмам, образам, свежести подачи известной темы и т.д.
Предлагаемая методика позволит более объективно оценивать творческую позицию авторов поэтических произведений.
2007 год объявлен годом русского языка. Сейчас заявлен поворот к духовным ценностям. В связи с этим должны быть признаны антиправославными и незаконными февральский и октябрьский перевороты 1917 года, которые нанесли сильный удар по русскому народному языку. В связи с этим возникают задачи восстановления буквенного состава русско-славянской азбуки в течение 2-3 лет, поворота в системах воспитания и образования к исконному славянскому языку, православной культуре и к символам тысячелетней Российской Державы. Каждый народ, а тем более создавший древнее государство и имеющий самобытный язык, имеет право на восстановление исторической Справедливости.
Опубликовано: 1.Впервые на сайте .rubcow.ru "Звезда полей" в январе 2007 года, (раздел "Рубцовские фонды и центры", подраздел "Рубцовские чтения") к конф. "Рубцовские чтения - 2007)
2. В альманахе "Звезда полей" 2007, статьи-доклады 2-й Московской научно-практической конференции "Рубцовские чтения - 2007" (М. И.В.Балабанов, ISBN. 10.08.2007 г.)
3. Из книги Ю.Кириенко-Малюгин "Поэзия. Истина. Рубцов", (М. Изд. И.В.Балабанов. ISBN. 12.11.2007 г.) - перепечатка.
