ЭХО 2-ой Великой Отечественной войны. Рассказы-факты свидетелей.
Из альманаха «Звезда полей» 2020, издание Творческого центра
им. Н.М. Рубцова
Дети войны. Валерий Пономаренко (г. Егорьевск, Московская обл.)
Объявили по радио: началась война. Время было голодное. Мы во дворе на свалке собирали косточки от слив, разбивали их и ели. В детском саду лучшее лакомство был кусочек хлеба, намазанный картофельным пюре. Мы поехали в эвакуацию. Ещё помню, когда переезжали на остров Сахалин от американской тушёнки оставался противный жир. Отец с котелком бегал по поездам, рядом стоящих, и выпрашивал у солдат еду.
Недавноя просматривал аттестат отца, он окончил церковно-приходскую школу, равную нашему среднему образованию, так у него были все тройки и только две пятёрки — это пение и чистописание. В Армию его взяли в секретный отдел. Воевал с Квантунской армией Японии. Награждён орденами «Красной звезды» «Отечественной войны» и медалями. Старшая сестра спрашивала отца о медали за «Боевые заслуги». Он ей рассказал, что «летал в тыл врага». После войны переехали в Краснодар.
Когда я по семейным делам приехал в г. Вялки Харьковской области, то обратил внимание, что на стелле на центральной площади были написаны фамилии солдат, погибших в Отечественную войну 1941-1945 г.г. Около семнадцати солдат носили фамилию Пономаренко. Стал искать причину. Отец мне говорил, что г. Харьков основали казаки Харько и Пономаренко.
После окончания десятилетки я учился в Ростовском на Дону речном училище. Плавал на судах Волжского речного пароходства, дослужился от моториста до механика-штурмана всех групп судов. Позже был назначен мастером инструментально-технологического участка. У меня на участке работал Довлечин Николай Михайлович. Рассказал, что был пулемётчиком на Курской дуге, был ранен, пулемёт разбит. Когда он волочил разбитую ногу и затвор от пулемёта, его встретил командир, который наблюдал за его стрельбой и сказал, что тот награждается званием Героя Советского Союза. Но награды не получил. Тогда я сходил в военкомат и рассказал о Довлечине. Через месяц Довлечин пришёл в орденах и медалях. И на его дне рождения слушали его прекрасный тенор, на котором спел песни на татарском языке.
55
О другом подвиге мне рассказал участник войны, наш стропальщик. Он был разведчиком, однажды ночью они ворвались в окопы немцев и захватили в плен немецкого полковника.
Конечно, все мы знаем о подвигах Александра Матросова, Зои Космодемьянской, Николая Гастелло, Александра Маресьева. Меня поразила публикация о подвиге Зины Портновой, подвиг 75 зенитчиц в Сталинграде. Когда немецкие танки прорвались в их район, им был дан приказ не стрелять по самолётам. Их защищал один танк и трактор, обитый железом. Девушки — зенитчицы все погибли, уничтожив 83 танка. Немецкий генерал, увидев эту картину, заявил, что воюет весь народ и что таких нельзя победить. За эти слова он был разжалован.
И здесь нельзя забыть о комбате Малинко Григории Васильевиче. Малинко был семь раз при смерти, разорвана грудь, разбиты берцовая кость и чашечка колени, осколочные и пулевые ранения, у сердца находился осколок. В первых рядах форсировал Днепр и удерживал плацдарм. Его наградили орденами... Малинко после войны занимался борьбой и дважды становился чемпионом России и несколько раз чемпионом Украины. Кровь выступала из ран во время борьбы. Известный борец Поддубный просил Малинко прекратить борьбу. Малинко задавал ему вопрос: «А Вы бы бросили борьбу?» И получил ответ, что «не бросит».
В год Победы мы вспоминаем героев-разведчиков Рихарда Зорге, Николая Кузнецова, Эльзу Штоббе, «Красную капеллу» из Германии, «Молодую гвардию» из Краснодона. Песня «Священная война» своей «яростью благородной» вызывала страх и ужас у фашистов.
Следующие строки я написал о моряках-героях:
Тогда в тяжёлом сорок первом,
Родную землю защищая,
Сцепив зубами ленты бескозырок
И сбросив на землю бушлат,
Рванув тельняшкку на груди,
«Полундра» и «Ура» сливались в грозный клич,
Вселяя ужас, страх врагу.
Они бросали всё, кричали,
что гибель настигает.
Мальчишек «чёрной смертью» называли.
56
Удивительная история. Нина Полуполтинных(г. Артём, Приморский край)
Я показывала своим друзьям фотографии и ксерокопии газетных вырезок. Наши литературные встречи – это моя гордость, и я с нескрываемым восторгом рассказывала о них.
– Рубцовская горница, а вот две Веры по бокам, совершенно неожиданный снимок, сама хозяйка горницы, Зинаида Ивановна Дубинина, фотографировала на фоне своих картин. А вот про самого поэта Николая Рубцова заметка, – я даже не заметила, как замерла рука Галины Ивановны, вытянутая за очередным снимком.
– Николая Рубцова, – задумчиво произнесла она, – а ведь это моя девичья фамилия – Рубцова.
Я ошалело взглянула на неё.
– Да, да, у меня были в детстве две фамилии. О, это удивительно, что со мной в детстве произошло. Я жила у дедушки, его фамилия Рубцов Митрофан Севастьянович, и до четвёртого класса носила фамилию Рубцова. Да, помню, совсем маленькой была, пошла в школу записываться, а меня не взяли. Я так переживала.
– Совсем как Филиппок, – вставила я.
– Вот-вот, а на другой год взяли. Сама записывалась. Спрашивают фамилию, а я-то знаю фамилию деда, вот и назвалась Рубцова, так до четвёртого класса и была Галей Рубцовой, это уж потом я поняла, что у моего отца другая фамилия, и я не Рубцова. Со мной вообще одна удивительная история произошла во время войны. Я-то родилась в январе 1942 года. Жили мы на Украине, Харьковская область, село Герчакивка. Война, всю деревню сожгли. Осталось несколько домов. С одной стороны немцы. С другой наши. Мама рассказывала, как начали стрелять, бабушка под кровать спряталась, а мама за мной кинулась, а тут военный забежал, вся рука в крови, мама сразу полотенце со стены сорвала и молча ему перевязала. Считанные секунды, как он в окно выпрыгнул, а тут немец залетает.
– Матка! Рус! – а мать только меня, маленькую, успела схватить и сесть на кровать, под которой бабушка пряталась. Комната небольшая, всё на виду: печь, кровать. Немец взревел и выстрелил. Пуля прямо над головой у мамы пролетела. Пугал. Мама ещё крепче меня прижала от страха, а он загоготал, да и кинул гранату за её спину. А кровать-то от стенки немного отодвинута была, вот эта граната туда и упала. Мама хотела её в окно выкинуть, раз не взорвалась сразу, но только подумала на пол встать и слегка опустила ноги, как толстая перина разлетелась на мелкие кусочки.
Это уж потом рассказывали, как через какое-то время – после взрыва
57
забежал красноармеец. Видимо, он и перевязал мамины перебитые осколками ноги, благо, перина толстая ей жизнь спасла. Дедушка потом маму спасал, полгода она не ходила, потом на костылях передвигалась.
А меня тогда потеряли. Искать было некому. Не знаю, сколько прошло времени, я ведь совсем крошка была, но нашёл меня мой родной дядька. Как и где? Под Москвой. Вот что удивительно! Он уже домой возвращался после ранения. И что его занесло в тот дом под Москвой? «Захожу, – говорит, – а там мальчишек 5 или 6 чёрненьких и мать их чёрная, не знаю их национальности, а одна девочка беленькая на полу сидит». Дядька мой долго смотрел на меня и не выдержал, говорит: «Удивительно, ваши сыны все на вас похожи, а девочка совсем белая, как её зовут?». «А так и зовём – Девочка. Её военный принёс, у неё никого нет, всех убили». «Как на мою племянницу похожа! – говорит мой дядька и тихонько позвал: «Галочка!».
Я, говорят, сидела к нему спиной, а как услышала своё имя, так сразу обернулась и к нему пошла. И больше от него не отходила. Он меня в деревню принёс на руках. Мама рассказывала: кто-то из родственников в окно увидел дядьку и говорит:
– Гляньте, вон военный нашу Галочку несёт.
А я ни к кому не шла, даже к маме, приклеилась к дядьке-то, не оторвать.
– Где Украина и где Подмосковье, как так? – не выдержала я.
– Вот-вот, подкидыш. Пристегнулась к Рубцовым,– подмигивая, проговорил её муж.
– Ну да! – возразила Галина Ивановна. – Я очень похожа на своих родственников, всё совпадает. А вообще-то так и хочется написать в передачу «Жди меня», узнать про семью из Подмосковья. Матери-то, может, уже и нет, а братья черноволосенькие, вдруг помнят меня. Очень уж они меня жалели, как к родной относились.
– Скажешь тоже, – вставил муж Галины Ивановны, – ты же совсем маленькая была.
– Удивительно. Многое я не запомнила. Мне мама рассказывала. А вот некоторые вещи помнила: пальтишко такое коротенькое у меня было и мама мне за пазуху бутылку с молоком заталкивала и куда-то провожала. Мама удивилась, говорит, ты же совсем крошка была. Все на работу. А тебя в садик. Это сейчас бы так назвали «садик», а тогда одну женщину попросили присматривать за детьми малыми, все к ней и отправляли детей. Я ещё помню, посадит она нас на пол вокруг чугунка с картошкой варёной, круглой такой, в шелухе. Каждому в кружечку молочка плеснёт из бутылочки и мы едим дружно. Кто что мог, то и приносили для еды. А многое не помню… Как я попала в Подмосковье? Наверное, тот военный, что маму перевязал, меня отправил с госпиталем в Подмосковье, не знаю. Вот бы встретиться с братьями теми. Наверное, напишу письмо, вдруг найдутся?
58
– А дедушка-то Рубцов Митрофан Севастьянович не с Вологодской ли области? Не родственник ли нашему поэту Николаю Рубцову?
– Вряд ли, не знаю. Дедушка мой из Харьковской области, село Герчакивка. А в передачу «Жди меня» обязательно напишу…
Женское сердце. Нина Полуполтинных (г. Артём, Приморский край)
Ходила по палатам повесть Владислава Титова «Всем смертям назло» и в нашу палату забрела. Небольшая, страниц на тридцать, а всю душу переворачивает. Наша палата маленькая, всего на три койки. Двое нас тогда лежало: я да старушка одна. Правда, не совсем старушка, шестьдесят два года ей, а на лицо лет пятьдесят дашь, не больше. Крепкая такая, полная женщина. Она долго лежала молча, положив книгу поверх одеяла.
– Как же он без рук-то? – заговорила вдруг. – Он ведь ничего без помощи не сможет сделать, – она сокрушённо покачала головой.
– Да, – поддержала я разговор, – без ног, наверное, не так страшно.
– Куда уж, – запротестовала моя собеседница, – помню, перевели меня в хирургическое отделение. До войны-то я акушеркой работала, – пояснила она, – а как война началась, закрыли родильное отделение
– рожать меньше стали. Так вот, пришлось всего наглядеться. Каких только нам ни привозили: и без рук, и без ног! Однажды парня привезли. Ноги ему раздробило колёсами – под поезд попал. Тогда, знаешь, как плохо поезда ходили? Народу всегда много толпилось на платформе, а он с краю стоял. Поезд-то подходить стал, он и слетел под колёса, не удержался. Склонилась я над ним, а он и говорит:
– Здравствуйте, Михайловна. Опять я к вам.
Смотрю я на него и думаю – кто он? Потом вспомнила: совсем недавно выписался. С осколками в ягодице лежал. И то сказать, рана, кажется, не такая уж серьёзная, а три раза резать пришлось. Долго он у нас лечился. Понесли его в операционную, смотрю, одна нога вот она, рядом с ним лежит, а другая совсем раздроблена, жутко! А он все плачет и просит меня:
– Михайловна, родненькая, если обе ноги, так лучше и не жить. Скажите им, всё равно жить не буду!
Сделали ему ампутацию. Привезли в палату без сознания. А,
59
может, и притворялся. Уложили на кровать – он даже не шевельнулся. А через некоторое время слышим крики из его палаты, зовут. А там все лежачие, послеоперационная палата была. Вбегаю туда.
– Что такое? – спрашиваю. А все больные в один голос:
– Жгут у него заберите, он его под подушку спрятал.
А у нас на каждой кровати жгут висел в ногах. Это на случай, если кровотечение вдруг откроется, чтоб не бежать, не искать, сразу с кровати возьмёшь и перетянешь жгутом. Так вот, он, значит, пришёл в себя, увидел, что обеих ног нет – и за жгут.
– Давай сюда жгут, – говорю.
– Не отдам, – чуть не плачет, – всё равно жить не буду.
Позвала я няню, отобрали мы жгут у него.
– Молодой, – говорю, – жизни-то себя лишать.
Успокоился вроде, одумался. Невеста у него была в городе, приходила. Долго её не принимал. Она придёт, бывало, просится к нему, а он укроется с головой одеялом и твердит: «Не хочу, чтоб она меня таким видела. Не пускайте». А сам ночами только с ней и разговаривает. Жалко мне его стало. И то, думаю, может, от своего-то счастья прячется. Дала я ей халат.
– Иди, – говорю, – может, оно и к лучшему.
Долго он с ней разговаривать не хотел. Но девчонка упрямая попалась. А нам и лучше: одного-то оставлять боялись. То мать его приходила подежурить, то невеста. Мать плакала потихоньку, а к нему сядет – ни слезинки. Потом домой его забрала.
– А невеста его? – спрашиваю.
– Не знаю, говорит Евгения Михайловна. – Не встречала после никого. Да уж больно девчоночка молоденькая. Мало таких, чтоб с калекой жизнь связать решились. А настоящая любовь, она всё может. До последнего дня ходила к нему в больницу.
Евгения Михайловна углубилась в книгу, а я лежала и думала: «Сколько силы в тебе, сколько мужества и упорства, женское сердце!»
Этот рассказ был написан к З0-летию разгрома фашистской Германии и так и не был напечатан. И сейчас, спустя более 70 лет после Победы, пусть он будет памятью о ветеране войны, враче Евгении Михайловне из посёлка Артёмовского, рассказавшей мне эту историю.
60
Москва. Сокол. Лопасня (1943-1945). Юрий Кириенко-Малюгин. Фрагмент из повести «Я был рождён аристократом» (файл неизданной рукописи, 2023 г.)
В детской памяти примерно в 6 лет (1943 г., третий год Войны, посёлок Сокол, Москва) сохранился эпизод из детского сада, куда отец отдавал меня. Помню, мы, группой примерно двадцать ребят, стоим на одной стороне игровой площадки, а с другой стороны нас зовут тёти-воспитательницы:
«Гуси! Гуси!»
Воспитательницы с нашей стороны и мы, дети, кричим: «Га-га-га!»
С другой стороны кричат: «Есть хотите?»
А мы хором отвечаем: «Да! Да! Да!»
С той стороны зовут: «Ну, летите!»
А мы вместе с воспитательницами кричим: «Серый волк за горой, не пускает нас домой!»
А «серые волки» — две другие воспитательницы стоят сбоку площадки.
С той стороны: «Ну летите, как хотите!»
И самые смелые из наших бегут на другую сторону. А «серые волчицы» ловят, кто попадётся. Дети бегают, маневрируют, плачут, но если кого-то ловили, то их сразу обнимали и отпускали.
10
Глава 1.2. Мои университеты в подмосковной Лопасне и на Соколе
Другие первые факты в моей детской памяти сохранилось с шести-семилетнего возраста (с 1943-1944 г.г.). В те времена я живу там, где живёт отец, вдовец с местной женщиной, моей мачехой. Такое местожительство — село Лопасня (сейчас г. Чехов) Московской области. Деревенский дом на краю села, корова, на вечер горбушка хлеба со стаканом молока. В памяти — через дорогу выход к оврагу, у меня длиннющие под два метра лыжи с полукруглым ремнём крепления в середине каждой лыжи, валенки вставляешь в полость ремня. Качуюсь с горки, под которой речка Лопасня. Впереди кусты и деревья, лыжных палок нет - тормозов нет и я влетаю в ледяную воду. Меня вытаскивают. Снимаю лыжи, взваливаю их на спину и тащусь наверх к дороге и к дому. Остальные ребята продолжают кататься. В доме хорошо, всё снимаю с себя, ноги — в горячую воду и закутывают меня во что-то тёплое.
Осень 1943 года или весна 1944 года. Немцев отогнали далеко от Москвы. Но вдруг звучит мощный гудок, это объявляют воздушную тревогу. Значит, летит вражий самолёт бомбить. Нас, всех детей и рядом взрослых, загоняют в бомбоубежище — фактически, вырытая глубиной на 3-4 метра, широкая землянка. Слышится слабый гул моторов, дежурный смотрит в небо. И мне любопытно. Выглядываю из под куртки наблюдателя и вижу далеко-далеко в небе серебристый контур самолёта. Мне дают по загривку и я падаю в землянку. Сейчас вот думаю, что даже тогда, когда от фронта (уже у границ СССР) до Москвы была тысяча километров, фашисты прилетали, как говорится со зла, бомбить наше Подмосковье.
Лето 1944 года. Рядом с домом небольшой пруд, где старшие ребята катаются на самодельном плоту из брёвен. Плавать я не умею и стою в рубашке и коротких штанах на берегу. Один из мальчишек предлагает: «Давай прокатим!» Я залезаю на плот, старший мальчишка отталкивается шестом от дна и направляет плот в середину пруда. Там он вдруг сталкивает меня с плота. Падаю в воду, и опус-каюсь на дно. Закрыл рот. Открываю глаза. Встаю на ноги. Быстро соображаю, где нахожусь, оглядываюсь. Вода мутная, вспоминаю, где берег. Вижу впереди светлую полосу. Не дышу. И пешком по дну пруда иду на Свет, выпуская понемногу воздух. Выхожу из воды, как
11
Черномор, что ли. Всё на всё, прошло секунд тридцать. Сейчас думаю, почему старший мальчишка столкнул меня, не умеющего плавать в воду. Считаю, что я там, в том селе был чужой, приезжий с отцом, не местный. К сожалению, такая местечковость встречается временами в различным местах нашей страны. Это моё мнение.
Решаю, что надо научиться плавать. С кем-то из ребят идём вниз по дорожке вдоль одноэтажных домов к реке (которая Лопасня). Это примерно 500 метров. На той стороне речки огромный храм. Сейчас узнаю из википедии: это церковь зачатия праведной Анной пресвятой Богородицы. В селе имеются также церковь Иоанна Предтечи, церковь Владимира равноапостольного, Вознесенская церковь (1756 г.)
Раздеваемся. Речка быстрая. Думаю унесёт, не знаю на какую глубину. Иду по середине речки метров тридцать по течению. Глубина не более, чем по грудь. Возвращаюсь на место отмеченное. Ложусь на воду и плыву — меня «везёт» речка. Молочу непрерывно руками и ногами. «Доплыв» за 5-7 секунд до места назначения (дерево напротив) останавливаюсь, встаю. Нормально. Иду пешком обратно к точке заплыва. И опять так плаваю несколько раз. Это был первый опыт. Второй опыт был позднее, через три года в другом селе….
Самое лакомство тогда было такое — корка чёрного хлеба (это, как правило, от выпеченной в печи на дому буханки). Нам давали иногда
12
ломоть-краюшку на улицу после обеда. И хорошо, если удавалось где-то достать чесночёк. Который натирали на горбушку. Вкуснятина — лучше любой шоколадки! И ещё одно лакомство — жмых, это прессованная смесь семечек подсолнуха и кожуры, который иногда кому-то из ребят дарили.
По нашей улице иногда ходил с призывами точильщик бытовых предметов: ножей, ножниц, топоров, лопат, серпов, кос. Он носил с собой точильный станок с наждачным диском и ножным приводом, как у швейных машинок. Мальчишки, народ любопытный, крутились вокруг, набираясь впечатлений и опыта.
Осенью 1944 года, идёт война, но нас, семилетних направляют — принимают в первый класс в Лопасне. Помню, как хорошо нас учили писать по косым линейкам буквы всего алфавита. Это было во всей стране. Позднее у сверстников видел красивый почерк…
Местонахождение школы в Лопасне я не запомнил. В википедии сейчас на поиск «Лопасня школы во время войны» увидел фотографии военной Лопасни: «Регенераторный завод», на улице две телеги с лошадьми, здание Дома пионеров на улице Московской. И вдруг вижу здание двухэтажной школы с высоким цоколем. На фасаде школы, на уровне выше первого этажа, установлены два примерно трёхметровых по габаритам портрета: один из них — И. В. Сталин. Возможно, это первая моя школа.
Под одним из следующих фото с ребятами за партой вдруг читаю надпись: «10 января 1944 года в ссср была введена пятибальная система оценок». И это в годы ожесточённой войны?! Никогда об этом не слышал нигде! Сейчас же захожу на поиск в интернет, вычитываю сведения и вот привожу выдержки из википедии:
«С 11 января 1944 года в российских школах введена пятибалльная система оценки успеваемости учащихся согласно Постановлению Совета народных комиссаров РСФСР № 18 от 10 января 1944 года и Приказу Народного комиссара просвещения РСФСР № 24 от 10 января 1944 года.
В соответствии с инструкцией Управления начальных и средних школ Наркомпроса РСФСР, утверждённой Народным комиссаром
13
просвещения РСФСР 29 февраля 1944 года, установлены следующие критерии оценивания учащихся:
Отлично. Балл «5» ставится в случае, когда учащийся исчерпывающе знает весь программный материал, отлично понимает и прочно усвоил его. На вопросы (в пределах программы) дает правильные, сознательные и уверенные ответы. В различных практических заданиях умеет самостоятельно пользоваться полученными знаниями. В устных ответах и письменных работах пользуется литературно правильным языком (прим. Ю.К.-М.) и не допускает ошибок.
Хорошо. Балл «4» ставится в случае, когда учащийся знает весь требуемый программой материал, хорошо понимает и прочно усвоил его. На вопросы (в пределах программы) отвечает без затруднений. Умеет применять полученные знания в практических заданиях. В устных ответах пользуется литературным языком (прим. Ю.К.-М.).
Удовлетворительно. Балл «3» ставится в случае, когда у учащегося обнаруживается знание основного программного учебного материала. При применении знаний на практике испытывает некоторые затруднения и преодолевает их с небольшой помощью учителя. В устных ответах допускает ошибки при изложении материала и в построении речи. В письменных работах делает ошибки.
Неудовлетворительно. Балл «2» ставится в случае, когда у ученика обнаруживается незнание большой части программного материала, отвечает, как правило, лишь при помощи наводящих вопросов учителя, неуверенно. В письменных работах допускает частые и грубые ошибки.
Согласно Инструкции Управления начальных и средних школ Наркомпроса РСФСР, утверждённой Народным комиссаром просвещения РСФСР 29 февраля 1944 года, при определении четвертных и итоговых (в конце учебного года) оценок не допускается выведение их как средних арифметических. Эти итоговые оценки должны соответствовать уровню знаний учащегося к моменту его аттестации.
В течение учебного года преподаватель начальной и средней школы должен оценивать знания учащихся по таблице, приведенной ниже, и в данном случае оценки с минусом обязательны. Балл «1 — » не существует в России. Если учащийся получает балл «1», то это говорит о его полном незнании пройденного материала.
Четыре четверти.
14
При выставлении годовых оценок учащемуся преподаватель, исходя из четырёх четвертных, должен поставить балл, равный среднему арифметическому из итоговых оценок. Если среднее арифметическое четырёх чисел не является целым и две категории оценок стоят в равном количестве, то годовая оценка будет являться спорной и выставляется по этим данным....» (ниже была дана таблица выведения годовой оценки с приоритетом оценки по третьей четверти, прим. Ю.К.-М.)
У меня был замкнутый характер. Разговаривать в приёмной семье приходилось редко. Учился я очень плохо. В табели за первый класс в первых двух четвертях стояли двойки по всем предметам. В третьей — двойки и тройки с преобладанием троек. В четвёртой — тройки и иногда красовались четвёрки. В записи на последней странице табеля: переведён во второй класс условно. Помню, что перед окончанием первого класса отец переехал в Лопасне в какой-то двухэтажный дом, квартира на втором этаже. Видимо, дали служебную квартиру как инженеру-экономисту.
Весной 1945 года отец перешёл или был переведён на работу из Лопасни в Москву. Мне 8 лет. Мы переехали жить в двухэтажный дом-барак на знаменитой улице Кипренского, 22. Несколько таких однотипных домов, видимо, по первому образцу, построили наши строители, другие (как слышал позднее) - пленные немцы в 1943-1945 годах. Дома нашего микрорайона, буквально утопавшего во фруктовых садах, по улице Кипренского имели номера 22, 20, 18 и 16. Каждый дом представлял собой двухэтажный двухстенный каркас, в полость которого засыпан шлак, как теплоизоляция. Дом имел два подъезда, в каждом — две нижних и две верхних квартиры. Во всех комнатах квартиры установлены чугунные водонагрейные батареи и на кухне автоматическая газовая водяная колонка типа АГВ-80.
Напротив нашего 8-квартирного дома — сараи, у каждого хозяина (квартиросъёмщика) свой отсек под замком. Хранение инветаря: лопата, грабли, мотыжка, тележка (если была). Вокруг дома — вишнёвый сад. Синицы летают взад-вперёд, вверх-вниз. Такая была свободная обстановка, что жарким летом некоторые ребята (и я изредка) спали прямо на улице, забрав из дома матрац, подушку и одеяло. В те времена козы личные паслись около дома. И сейчас смеюсь, вспоминая, как весь взъерошенный котёнок боком прыгал-нападал на козлёнка, а тот удивлялся. Около дома — огороды с посаженным
15
картофелем. Сажали не целые клубни, а вырезанные ростки, как я запомнил. Сам клубень шёл в кастрюлю. Так было в полуголодных послевоенных 1945 и 1946 годах.
В то время, с мая 1945 года я стал понимать, что такое получение хлеба по карточкам. Вспомним Историю того периода.
В годы войны (1941 — 1945 г.г.) и после войны до декабря 1947 года руководство страны, а значит Сталин, для спасения населения от голода ввели месячные продовольственные карточки, по которым по установленным нормам выдавались хлеб, сахар, макаронные изделия и др. в расчёте на каждого человека. Однако в обществе, как нередко бывает, находились жуликоватые личности, которые создавали излишки продуктов незаконными методами (пример, обвешивание покупателей при отоваривании карточек, сокрытие продуктов на продбазах, увлажнение сахара и муки на продскладах и в магазинах, фальшивые акты о порче продуктов). Эти излишки продуктов реализовывали торгаши-спекулянты, которые выманивали кроме денег золотые кольца и дорогой антиквариат за буханку хлеба и продукты в городах, преимущественно у женщин, которые имели на руках голодных детей. Хранили спекулянты накопленные деньги, как говорится, «в матрацах». Реализовать эти «накопления» было сложно в крупных суммах, так как товаров свободных, например, бытовых было мало. Спекулянты выжидали лучшие времена. Об этом знало руководство страны и Сталин в том числе. И гром грянул. Об этом далее в тексте повести.
В первых числах мая 1945 года поздним вечером, когда уже смеркалось, я оказался с отцом на выходе из метро Сокол, со стороны улицы Усиевича. На улице стояли два огромных цилиндра, вроде барабанов у духовых оркестров. Рядом по две женщины в военной форме. И вдруг из «барабанов» рванулись световые лучи в небо. Это оказались прожекторы. Воздушной тревоги никакой не было. Наверно, была проверка работы техники.
Наступило 9 мая 1945 года. Нам, мальчишкам, кто-то сказал, что по радио сообщили о капитуляции Германии. Поняли, что войне конец. Хотя войну прямо не знали, она была далеко-далеко. Вечером отец вернулся с работы и сказал, что теперь будет другая жизнь. Взрослые собрались, распили припасённую бутылку водки. Позднее 9 мая было объявлено Днём Победы. А первый парад Победы войск Красной Армии состоялся 24 мая 1945 года на Красной площади.
16