Кто же научил Н.Рубцова писать стихи?

Претендентов на обучение Н.М.Рубцова поэзии достаточно.
Одни исследователи считают, что это произошло в североморско-мурманский период жизни Н.Рубцова (1955 г. – 1959 г.), когда Рубцов занимался в литобъединении при газете «На страже Заполярья» и впервые печатался во флотских газетах.
Другие исследователи – в ленинградский период (ноябрь 1959 г. – июль 1962 г.), когда поэт посещал литературные объединения Кировского завода и «Нарвская застава».
Третьи – в московский период во время занятий на очном отделении Литературного института и общения с определённым кругом московских поэтов (сентябрь 1962 г. – июнь 1964 г.).
В издании «Николай Рубцов», стихотворения, М., «Профиздат», 1998 г., (тираж 10000 экз.) приведена вступительная статья известного литератора (ушедшего от нас в январе 2001 г.) В.В.Кожинова «О Николае Рубцове». Наряду с положительными оценками творчества Н.Рубцова были даны критические посылы и информация, с которой автор не может согласиться.
На стр.7 В.Кожинов писал: «Семилетний Коля после смерти матери стал детдомовцем, ибо его отец, занятый на «разъездной» работе, не мог заботиться о детях. 20 октября 1943 года мальчик оказался в детдоме села Никольского недалеко от вологодского города Тотьма, – села, которое поэт признал впоследствии своей «малой родиной». Однако, в 1942 г. отец Коли был призван на фронт и никак не мог быть на какой-то «разъездной» работе. И стал Николай Рубцов детдомовцем по причине смерти матери в июне 1942 г. и отсутствия родителей в это время.
В.Кожинов на стр.8 сообщает: «Николай Рубцов и после войны остался сиротой, так как отец его, обзаведясь новой семьёй, не вспоминал о сыне от первого брака…». Видно, что В.Кожинов почему-то не ознакомился с известными в то время материалами по обстоятельствам жизни поэта. В 1983 и в 1994 годах вологодский друг Рубцова Виктор Коротаев опубликовал два тома воспоминаний о поэте. Обвинять отца Коли как бы в отказе от сына неверно. Ведь отец после возвращения с фронта нашёл и взял в свою новую семью сыновей Альберта и Борю, а дочь Галина воспитывалась у тети Сони, сестры отца. Сейчас известно, что материалы о переводе Коли в Никольский детдом отсутствовали в Красковском детдоме.
В.Кожинов на стр.11 так комментирует разностильные стихи Рубцова ленинградского периода (1959-1962 г.г.): «…а рядом с ними как ни странно, стихи упрощённой, расхожей манеры, близкой к каким-нибудь популярным песенкам того времени». Это весьма спорное высказывание. Николай Рубцов в это время – молодой поэт из рабочей и сиротской среды, без академического образования. Он пишет, как живёт, и живёт, как пишет. Что толку в образовании, если оно не рождает живых стихов.
В.Кожинов на стр.12 пишет: «В моей памяти Николай Рубцов неразрывно связан со своего рода поэтическим кружком, в который он вошёл в 1962 году, вскоре после приезда в Москву, в Литературный институт. К кружку этому так или иначе принадлежали Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Владимир Соколов и ряд более молодых позтов – Эдуард Балашов, Борис Примеров, Александр Черевченко, Игорь Шкляревский и другие». На взгляд автора статьи, здесь В.Кожинов выдаёт желаемое за действительное. Не было такого кружка. Или был, но без Рубцова. Были эпизодические встречи и поэтические застолья, в основном, в общежитии Литинститута, в которых участвовали Анциферов, Передреев, Черевченко и поэты-студенты. Только однажды на новый 1965 год и фактически случайно В.Кожинов оказался в общежитии Литинститута, когда его отец не пустил Н.Рубцова в квартиру.
В.В.Кожинов на стр. 15 сообщает: «Но поэтический кружок, о котором идёт речь, дал возможность Николаю Рубцову быстро и решительно выбрать свой истинный путь в поэзии и прочно утвердиться на этом пути. За первый же год жизни Николая Рубцова в Москве в его творчестве совершился вполне очевидный перелом». Не Кожинов и близкий ему московский кружок сделали поэта из Рубцова. Во-первых, поэт сам брал и анализировал, что считал нужным. Во-вторых, стихи Рубцов писал в те 1963-1965 годы в селе Никольском на Вологодчине, куда поэта «загнали» московские администраторы от общепита и литературы. В Москву Рубцов привозил стихи для публикации.
Автор не одинок в приведённых обоснованиях. Т.Данилова в издании «Волхв», № 1, 2000 пишет: «Но мне кажется, Вадим Валерьянович (Кожинов, прим. автора), освещая творческий путь Рубцова, несколько преувеличивает влияние на него этого кружка. Влияние, несомненно, было, но такое ли уж существенное? Была ли реальной опасность «перехода» Рубцова в стан поэтов-экстрадников? Да и имела ли место настоящая дружба с «кружковцами»?» Вопросы – по существу.
Здесь следует учесть временной фактор. С начала 1965 г. Рубцов бывал в Москве во время сдачи экзаменов весенней и зимней сессий. Судя по наличию публикаций, случайные встречи с поэтами «московского» круга были до лета 1964 г. Сведения о контактах с В.Кожиновым обрываются летом 1967 г. после их застолья в ресторане ЦДЛ в связи с выходом «Звезды полей». Возможно, и права Т.Данилова, когда сообщает о мнении Л.Котюкова: «Он (А.Передреев, прим. автора) одним из первых в печати откликнулся на «Звезду полей», но и он же незаслуженно вчистую раскритиковал гениальные белые стихи Рубцова «Осенние этюды»…».
На стр. 17 В.Кожинов сообщает: «Хорошо помню, например, как резко говорил Анатолий Передреев об одном несколько затянутом стихотворении Николая Рубцова, обвиняя автора чуть или не в графоманском многословии». Жаль, что не сказано, о каком конкретно стихотворении идёт речь, чтобы можно было пусть и субъективно оценить мнения Передреева и Кожинова.
Далее В.Кожинов после информации об известных журнальных публикациях Рубцова в 1964 году на стр. 21 пишет: «Эти факты, надо думать в какой-то мере прорисовывают облик того поэтического кружка, в котором сформировалось зрелое творчество Николая Рубцова…» На стр.22 и 23 В.Кожинов сообщает, как он содействовал первым публикациям Н.Рубцова, Влад. Соколова и Ст.Куняева в журнале «Октябрь». Но по свидетельству поэта Б.Укачина, в это же время стихи Н.Рубцова на личной встрече слушал и принял известный литератор В.Максимов, который отобрал их для публикации в «Октябре».
В.Кожинов, ссылаясь на В.Оботурова, сообщает, что даже в 1967 г. «в Вологде имя Рубцова было известно ещё немногим…».
На стр. 27 пишет: «В свете этого нельзя переоценить тот факт, что Николай Рубцов нашел подлинное признание в московском поэтическом кружке, о котором шла речь. Друзья, понимавшие ценность его творчества, стали играть весомую роль в литературных кругах после гибели поэта. Они сумели помочь Николаю Рубцову в 1964 – 1965 годах опубликовать многие свои лучшие стихотворения в московских журналах и издать в 1967 году книгу «Звезда полей»…».
Это не совсем так. Первую дорогу в Москве проложил земляк поэта Ф.Кузнецов в феврале 1964 г., когда Рубцов читал впервые стихи на радио. Ф.Кузнецов рекомендовал стихи Рубцова в журнал «Юность», где появилась подборка в июне 1964 года. В январе 1964 г. в Тотьме в газете «Ленинское знамя» на первой полосе опубликованы два стихотворения поэта и статья о нём.
В 1964 г. был принят на публикацию и в 1965 г. вышел первый сборник поэта «Лирика» (Архангельск). Стихи Рубцова печатались с августа 1964 года на Вологодчине непрерывно в тотемской газете «Ленинское знамя», иногда в «Вологодском комсомольце, периодически на Алтае летом 1966 г. Эти стихи составили основу книги «Звезда полей», которую помогли издать в «Советском писателе» зав. редакцией поэзии Е.Исаев, а также Н.Н.Сидоренко. В августе 1967 года Н.Рубцов участвовал в агитационной поездке по Волго-Балтийскому каналу. Именно в вологодских краях Рубцов писал свои лучшие стихи.
В.Кожинов на стр.28 пишет: «19 января 1971 года Николай Рубцов во время тяжкой ссоры был убит женщиной, которую собирался назвать женой». Формально В.Кожинов прав, поскольку была подача документов в ЗАГС. Но на деле этот посыл сводит убийство (которое было садистским по исполнению) к бытовой стороне отношений Рубцова и Дербиной. И не касается глубинной причины убийства. Почему-то он не заметил сути воспоминаний друзей Рубцова. В.Кожинов далее на стр.28 отмечает: «Николай Рубцов с присущей истинным поэтам таинственной чуткостью предсказал свою гибель:

Я умру в крещенские морозы.
Я умру когда трещат берёзы.»

Многие исследователи находятся под гипнозом этих строк Рубцова. Но поэт не сказал, что в эту морозную зиму собирается умереть. Видна заданность стихотворения. Вероятно, кто-то попросил Рубцова написать стихи о смерти. Что он и сделал. Кстати, есть поэты, которые пишут на эту тему. Но это не значит, что они собираются на следующей же неделе на кладбище.
В.Кожинов на стр. 30 дал такой посыл: «Даже крупнейшие предшественники Рубцова в отечественной поэзии, Заболоцкий и Твардовский, исходили в своём творчестве, прежде всего, из одной определённой линии в классическом наследии…» Почему литератор считает этих поэтов предшественниками Рубцова? Поэт не называл ни в одном своём произведении ни Заболоцкого, ни Твардовского. Рубцов дал блестящую литературоведческую характеристику Есенину, Блоку и даже Хлебникову:

От заснеженного льда
Я колени поднимаю,
Вижу поле, провода,
Всё на свете понимаю!
Вот Есенин –
на ветру!
Блок стоит чуть-чуть в тумане.
Словно лишний на пиру,
Скромно Хлебников шаманит.

В стихотворении «Поэзия» (1969 г.) Рубцов пишет:

Пусть шепчет бор серебряно-багряный,
Что это здесь при звоне бубенцов
Расцвёл душою Пушкин легендарный,
И снова мир дивился благодарный:
Пришёл отсюда сказочный Кольцов!

По свидетельству жены Альберта Рубцова, братья Рубцовы обсуждали поэзию Кольцова ещё в Ленинграде в пятидесятые годы и восхищались ей. В стихах Рубцов упоминает также Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Кедрина, Гоголя, Вийона. А главное, Рубцов сказал о своём месте в поэзии в стихотворении «Я переписывать не стану…» (июль 1964 года):

Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!

Почему же В.Кожинов не стал приводить это стихотворение в сборнике «Николай Рубцов» (издательство «Профиздат»)? Может быть, потому, что оно не встраивалось в его концепцию творчества Рубцова? В монологе «О гениальности» Рубцов даёт высокую оценку творчеству Тютчева и ряда французских поэтов. А в стихотворении «Вечерние стихи» (Вологда, 1969 г.) Рубцов пишет о беседах с друзьями в ресторанчике на берегу Вологды:

Вдоль по мосткам несётся листьев ворох –
Видать в окно, – и слышен ветра стон,
И слышен волн печальный шум и шорох,
И, как живые, в наших разговорах
Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон.

Значит, встречи с друзьями были не просто застолья, а фактически литературные «симпозиумы», где выяснялась суть творчества известных поэтов. У Рубцова нет ничего случайного в стихах и ничего наносного. Поэт не вымучивал рифмы, а писал естественно, выражал мысли на лаконичном поэтическом языке и затрагивал дремлющие струны души собеседника и читателя.
Ленинградский поэт Г.Горбовский в статье «Долгожданный поэт» признаёт, что «проворонил взлёт поэта, второе рождение Рубцова». И что очень важно, автор статьи пишет: «И в итоге на полку Времени (ане библиотеки!) наконец-то ставится книжечка, или картина, или нотная тетрадь, а то и голос певца, вообще – нечто своё, уникальное, неповторимое, иногда внешне как бы продолжающее некий ряд, скажем, Кольцов – Никитин – Есенин. Или другой ряд, скажем, Тютчев – Фет – Блок … Продолжающее в развитии, а не в употреблении рабском».
В.Кожинов на стр.30 пишет: «Между тем в поэтическом мире Рубцова тютчевская и некрасовская стихии явно как бы слились воедино, о чём уже не раз говорилось в работах о творчестве поэта». По мнению автора, «стихии» Некрасова у Рубцова просто нет, наблюдаются русские народные стихия и раздумья.
На стр.35 В.Кожинов отмечает: «У него (у Рубцова, прим. автора) не так уж мало совсем не удавшихся, не достигших, по слову Блока, гармонии слова и звука стихов, и даже во многих его лучших вещах есть неуверенные или просто неверные ноты (характерно, что и Михаил Лобанов в своей лаконичной статье счел необходимым упомянуть о недостаточной «грации» отдельных строф поэта). Вряд ли можно спорить с тем, что за свою короткую и очень трудную жизнь Николай Рубцов не смог обрести той творческой зрелости, которая была бы достойна его исключительно высокого дара».
А вот это уже крупный камень в живую воду поэзии Рубцова. Это уже непонимание языковой свободы поэта, подлинной народности и православной сущности поэзии Рубцова.
В.Кожинов на стр. 37 пишет: «В заключение скажу ещё раз о том, что при всей безусловной ценности творчества Николая Рубцова даже в зрелой его поэзии нетрудно обнаружить множество недостаточно совершенных строк и строф». Это означает только то, что В.Кожинов оказался далёк от народного языка, в стихии которого жил Рубцов. Поэт свободно вводил в строфы старые и даже бытовые слова, что, видимо, неприемлемо для людей, владеющих академическими познаниями.
В.Кожинов даёт ссылку на «эксперта» поэзии, читательницу Юлию Хайрутдинову (1963 г.р.), которая написала: «Конечно, во многих поздних стихотворениях встречаются «неживые» строки, но мне, честно говоря, просто не хочется их замечать…»
В.Кожинов пишет: «И всё же об этом стоит поговорить, – особенно потому, что в самое последнее время появились выступления, пытающиеся умалить наследие Николая Рубцова именно из-за несовершенства его стиля». Что это такое? С одной стороны несовершенство стиля, а с другой – поддержка наследия Рубцова. Непринуждённо так сообщает автор предисловия многотиражного издания о недостаточном мастерстве поэта?!
На стр.37 В.Кожинов даёт обоснование: «И в конечном счете «недостатки» поэзии Николая Рубцова – своего рода следы, вмятины, оттиски того беспримерного давления тяжкой судьбы, которое преодолевал поэт».
Это не так. Несмотря на тяжёлую судьбу, Николай Рубцов не ушёл в диссиденты, писал с любовью о Родине, он понимал все беды и победы народа и выразил в поэзии народную философию. Поэт использовал словарное и образное богатство, которое отсутствует в городских условиях. А «чистота» городского русского языка создаёт в стихах бесстрастность и схематичность.
На стр. 38 В.Кожинов даёт такой пассаж: «Каждый, кто смог открыть душу поэзии Николая Рубцова, так или иначе чувствует ту чудодейственную силу преодоления, которая в ней воплотилась, чувствует, в частности, и благодаря стилевым несовершенствам рубцовского стиха. Они как бы свидетельствуют, что «жизнь сделала всё, чтобы убить», но поэт, тем не менее, сумел коснуться высот духа и искусства». И опять камень в родник поэзии Рубцова. Да не коснуться «высот», а открыть и дать нам Слово народное и Память генетическую.
Почему-то В.Кожинов не сообщает о конкретных поэтах или поэте, у которых наблюдалось бы стилевое совершенство и которых бы читали «запоем». А книга Рубцова всегда найдёт своего читателя, который знает, чьи стихи надо читать для успокоения Души в условиях социальной нервотрёпки.
Сравнительно недолго шёл Николай Рубцов к православию, как к идеологии создания и возвышения Киевской Руси, Московской Руси, царской России и Российской империи. Его понимание истории и жизни России отражены, например, в стихах «О московском Кремле», «Ферапонтово», «Душа хранит», «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны…», «Привет, Россия!», «Видения на холме», «Тихая моя родина» и др.
Таким образом, по большому счёту это русская глубинка и понимание взаимосвязи природы, Истории, государства, религии и личности научили Николая Михайловича Рубцова писать национальные стихи.

Март 2003 г. Впервые публикуется в книге «Новая дорога к Рубцову»