Юрий Кириенко-Малюгин. Истины
Смотрю на мир сквозь русское стекло.
Ценю, что русофобы грязью поливают.
Всем, тем считаю крупно повезло,
Которые себя подхалимажем не марают.
Клянусь, я не озлоблен, справедлив!
Я никого под пресс идей не подминаю.
Средь зарубежных сексуальных див
Я от телячьего восторга не страдаю.
Я победить хочу неверие, тоску,
Хоть мысль и недомыслие встречает.
Я понимаю, что красавицу Москву
Встряхнуть фольклором очень не мешает.
Вы оглянитесь и остановитесь
В текучке дней и трескотне годков.
Мы столько потеряли на одном граните,
Рубя сласловия на радость дураков.
Чтоб оценить народ, пойми ничтожеств.
Для покаяния и чуда пролегли года.
Мне лично истина теперь дороже:
Пусть лучше поздно, чем народу никогда.
Июнь 1987 г.
Начало перестройки
Погуляй, подружка, погуляй!
Ты ещё незрелая гульная,
Коль в панельный развесёлый май
Понеслась головушка шальная.
Ты боишься, может, опоздать
К поезду химеры и желаний.
Ты ещё не знашь как страдать
В помыслах грядущих покаяний.
Для тебя трагическое в том,
Что сама себе цены не зная,
Телом благородишься с трудом,
Доллары с подстилки поднимая.
Пролетают мимо дни любви,
Скоростью гася твои сомненья.
И стирает жизнь — беги, лови!
Всю твою красу без сожаленья.
Погуляй, подружка, погуляй!
Наступила очередь твоя.
Только не забудь и вспоминай:
На тебе закончилась семья!
Май 1987 г.
Встреча с чертями
Что за черти, что за черти
Крутят всё наоборот?
Вы, ребятушки, поверьте:
Это грамотный народ!
Первый чёрт мне строит глазки.
Хитро вкривь другой ведёт.
Третий ублажает лаской,
А четвёртый ложь поёт.
Находясь, как будто, с краю,
Я попал в сплошной дурман.
Потихоньку подпеваю:
Видно, по-чертовски пьян!
Что за глупость, наважденье?
Мне от чёрта благодать?
Для решения сомненья
Стал я в чёртиков играть!
Чёрт играет, я играю.
Он мне – нолик, а я – крест!
Он мне: «Вас я уважаю».
Я ему в ответ протест.
Как не просто разобраться:
Кто из нас последним прав?
Стали мы опять играться:
Он мне гонор, а я – нрав.
Мы играемся, ребята!
Чёрт как чёрт, а я горю.
Люди жаждут результата:
Кто окажется в раю?!
Декабрь 1987 г.
Я не люблю….
Я не люблю дурацких назиданий,
Прямолинейности восторженных невежд.
Мы слишком много вынесли страданий
И ждём реальности своих надежд.
Я не приемлю тайных обвинений,
Что нам готовят в страхе русофобы.
Пытаясь разломать в потоке мнений
Народный сплав высокой пробы.
Я отрицаю право нигилистов
Чернить истоки древние мои,
Где предки с гиканьем, разбойным свистом
Врагов уничтожали, как могли.
Я не хочу под грохот канонады
Писать для вас волшебные стихи,
И получать какие-то награды,
От тех, на ком лежат грехи.
Я признаю такое в мире право,
Которое клеймит насилие и ложь.
И в культ возводит детские забавы,
В которых Родину всегда найдешь.
1988 г.
Рассказ уборщицы из гостинницы
Дайте чайку остаточки,
И я спрошу, касаточки:
«С какой же это стати
Родился интерес?
У дев понятья сдвинулись,
Что те частично кинулись
Искать ночью в гостиницах
У фирмачей прогресс.
Пришла, видать, учёная,
Хоть видом подмочёная,
И прёт, не разбираясь,
К фирмовому уже.
Я ей: «Ты, слышь, с понятием
Иль ты давно с развратием,
Что ходишь по гостинице
Почти что в неглиже?
Фигура, глянь, источена,
Волосьями всклокочена,
Душа совсем не держится,
Тебя попутал бес.
И платье всё прозрачное,
Виднеется невзрачное
И в месте неположенном
Ты сделала разрез.
А если, кто нуждается,
Так тот не здесь болтается,
А едёт к сталеварам
Иль за Полярный круг.
Тебя там и заметят,
Но ежели подметят,
То маячком засветишься
Среди своих подруг».
А вот ещё неверная,
Проходит суеверная,
Крестится вся испитая
На вражеский флакон.
Кричу: «Глянь лучше в зеркало!
Ну как, уже скумекала!
Ну кто на твой польстится
На бывший эталон!»
Приехал тут намедни,
Одет ну как последний .
Не то фарцовщик Лёня,
Не то с Америк туз.
Болтал сплошные бредни
Для девки полусредней
И не давал прохода,
Как воздыхатель Муз.
А утром весь внимание,
Как царь Горох за звание
Снаружи ей на память
Бюстгалтер нацепил.
А наша хоть и дура,
Обиделась фигура.
Пощёчину влепила —
Запомнит крокодил.
Так будь она нелёгкая,
Индустрия та лёгкая!
Пойду-ка я на старости
С дедком своим гульну!
Допью пока остаточки,
Ох, трудно же, касаточки,
Вести в такие годы
Моральную войну.
Январь 1988 г.
В саду у тёти Моти
А там в саду у тёти Моти
Собрался грамотный народ.
Профессор химии из Поти,
Что звал на митинги народ.
Кричали все за перестройку,
И даже бывший уркаган
Сказал: - Все измы на помойку,
А править должен атаман.
Но возражала мисс Одесса,
Что все бордели обошла:
Без демократий нет прогресса,
В постель, вперёд! И все дела!
А там, в Москве в большом Совете
Закон считали за закон.
Бросал народ рубли на ветер,
Смеясь опять на новый звон.
Курил дядь Боря папиросу
И вспоминал про буйство лет.
А пьяный Коля пел барбосу
На ухо дружеский сонет.
Алела вишня в стебелёчках
И наливалась алыча.
Распили мы, наверно, бочку
И добрались до «ча -ча-ча».
Плясали Соня, Коля, Боря
И обожравшийся барбос.
Хозяин лишь страдал от горя:
«Достать бы где-то купорос».
А там, в саду мечтал новатор,
Что будет жить, как популист.
Но объяснил ему куратор:
«Не надо быть, как банный лист».
Пока шла в мiре перестройка,
Народ зря время не терял.
Кто спал, а кто глушил настойку,
Хор с удовольствием орал:
За тётю Мотю и за дачу,
За жизнь, где пал в бою корнет,
За смех, за слёзы, за удачу,
За тормоза застойных лет.
Июнь 1990 г.
Крым, пос. Коктебель,
двор частного дома,
с «дикарями» на отдыхе.